Форум » Все о лошади / All about horse » ФСК РФ официоз + книжная полка » Ответить
ФСК РФ официоз + книжная полка
ПАРФИ: госпожа Панова, директор конно-спортивной базы "Планерная" Клуб "Конники Планерной" гостаприимно предоставил своё помещение для проведения заседания Президиума ФСК РФ
ПАРФИ: 29 От этой немного колдовской атмосферы, окутывающей числа, нам будет легче перейти к еще более волшебным туманам последней теории, оставшейся у нас к этому моменту: медиумистической, или подпороговой, теории. Это, как мы должны помнить, не телепатическая теория, которую убедительные эксперименты заставили нас отбросить. Давайте отважимся на неё. Когда нельзя объяснить феномен с помощью известного, придется попытаться сделать это с помощью неизвестного. Поэтому мы войдем в новую область великого неизученного королевства, где мы окажемся без проводника. Медиумистический феномен – проявление вторичного, или подпорогового, сознания – между двумя людьми, как мы имели более чем один случай убедиться, капризен, беспорядочен, неуловим и нестабилен, но встречается намного чаще, чем можно подумать; и для тех, кто на самом деле серьезно их изучает, часто неоспорим. Были ли обнаружены подобные проявления между человеком и животным? Изучение этих проявлений, трудное даже в случае человека, становится еще более трудным, когда мы опрашиваем свидетеля, обреченного на молчание. Однако, есть животные, которые кажутся нам «экстрасенсами» – другими словами, выглядят несомненно чувствительными к некоторым подсознательным влияниям. К этой несколько туманно определенной категории обычно относят кошек, собак и лошадей. К этим упомянутым в суевериях животным возможно также отнести некоторых птиц, более или менее птиц предсказателей /birds of omen/, и даже нескольких насекомых, в особенности пчел. Другие животные – например, такие, как слон и обезьяна – выглядят устойчивыми к таинственным воздействиям. Как бы то ни было, Эрнест Боцано /Ernest Bozzano/, в прекрасной статье «Les Perceptions psychiques des animaux» (Annales des sciences psychiques, August, 1905, pp 422-469) собрал шестьдесят девять случаев телепатии, предчувствий, зрительных и слуховых галлюцинаций, в которых главными действующими лицами были кошки, собаки и лошади. Среди них даже были призраки собак, которые после смерти возвращались, чтобы обитать в домах, где они были счастливы. Большинство этих случаев были взяты из протоколов Общества психических исследований /S.P.R./, что означает, что практически все они были тщательно расследованы. Невозможно перечислить их здесь даже кратко, без того, чтобы переполнить эти страницы часто поразительными и трогательными, но довольно громоздкими историями. Достаточно будет отметить, что иногда собака начинает выть точно в тот момент, когда ее хозяин лишается жизни, к примеру, на поле битвы, за тысячи миль от нее. Более распространено ясное проявление кошками, собаками и лошадьми восприятия – часто ранее, чем их замечает человек – телепатических призраков, фантомов живых или мертвых. В частности, лошади считаются очень чувствительными к местам, которые считаются зловещими и посещаемыми призраками. В целом, результат этих исследований таков – мы вряд ли можем оспаривать то, что животные взаимодействуют с окружающими нас тайнами в той же степени, что и мы; и, возможно, таким же образом. Бывают моменты, в которые они, как и человек, видят невидимое и воспринимают события, воздействия и эмоции, которые находятся за пределами их обычных чувств. Поэтому возможно поверить, что их нервная система или какая-то отдельная и таинственная часть их сущности содержит те же духовные элементы, объединяющие их с неведомым, что внушает им столько же страха, сколько и нам. И, отметим попутно, этот страх несколько удивителен; в конце концов, почему они боятся фантома или призрака, если они, как мы убеждены, не имеют жизни-после-смерти, и поэтому должны оставаться совершенно безразличными к проявлениям того мира, куда они всё равно не попадут? Возможно, мне скажут, что реальность призраков не доказана, что они соответствуют внешней реальности, но, весьма возможно, являются продуктом человеческого или животного мозга. Сейчас не время обсуждать эту весьма смутную тему, которая поднимает вопросы о сверхъестественном и проблемы о потустороннем. Отметьте одну важную вещь: что иногда человек передает свой страх, свое восприятие или свои понятия о невидимом животному, а иногда животное передает свои ощущения человеку. Так что мы имеем здесь двустороннюю связь, которая возникает из более глубокого общего источника, чем те, что мы знаем, и которая, для излучения или восприятия, проходит через каналы, отличные от наших обычных органов чувств. Сейчас всё это принадлежит к той необъяснимой восприимчивости, к тому тайному сокровищу, к той всё еще неопределенной духовной силе, которую, за неимением лучшего определения, мы называем подсознанием или подпороговым сознанием. Более того, не удивительно, что животные, чьи подсознательные способности не только существуют, но возможно и более тонки и активны, чем наши, потому что наша сознательная и аномально индивидуализированная жизнь атрофирует их, переводя их в невостребованное состояние, в котором они имеют всё меньше и меньше возможностей для использования, в то время как у братьев наших меньших, менее изолированных от мира, сознание – если мы можем так называть очень неопределенное и беспорядочное проявление нашего эго – сокращено до нескольких простейших действий. Они не так отделены, как мы, от всей окружающей жизни, и всё ещё владеют некоторыми из тех более общих и неопределенных чувств, которых мы лишились по причине постепенного вторжения узкоспециализированной и нетерпимой способности – нашего разума. В числе этих чувств, которые мы определяли как инстинкты, хотя возникает потребность – и она становится настоятельной -– в более подходящем и определенном слове, должен ли я упоминать о чувстве направления, миграции, о предсказании погоды, землетрясений и лавин, и о многих других, о которых мы возможно даже не подозреваем? Не принадлежат ли они все к подсознанию, которое отличается от нашего только тем, что оно намного богаче?
ПАРФИ: 30 Я более чем уверен, что объяснение с помощью подпорогового сознания объясняет на самом деле немногое, и по большей части прибегает к помощи неизвестного, чтобы пролить свет на непостижимое. Но объяснить феномен, как верно сказал доктор Моджелвский /J. de Modzelwski/, «означает выдвинуть теорию, которая более знакома и более понятна для нас, чем рассматриваемый феномен». Фактически это то, что мы постоянно и почти исключительно делаем в физике, химии, биологии и в практически любой отрасли науки без исключений. Объяснить феномен – не значит обязательно сделать его таким же ясным и четким, как дважды два четыре; но даже при этих условиях, тот факт, что дважды два – четыре, не так уж и ясен и понятен, как кажется, если мы доберёмся до сути вещей. То, что в этом случае, как и во многих других, мы ошибочно называем раскрытием тайны – это просто противопоставление той неожиданной тайне, которую представляют нам лошади, нескольких феноменов, неизвестных самих по себе, но которые наблюдаются дольше и чаще. И та же тайна, однажды «раскрытая», будет однажды служить для «раскрытия» других. Именно так работает наука. Мы не должны ее обвинять: она делает, что может; и вряд ли есть другие пути.
ПАРФИ: 31 Если мы согласимся на объяснение с помощью подпорогового сознания, которое является чем-то вроде загадочного участия во всём, что происходит в этом и в других мирах – исчезнут множество препятствий, и мы войдем в новую область, в которой мы странным образом приблизимся к животным и на самом деле станем их братьями, связанными родственными отношениями – возможно, единственно важными связями в жизни. С этого момента они принимают участие в великих человеческих проблемах, в экстраординарных действиях нашего неизвестного гостя; и если, так как мы теперь с большим вниманием относимся к нашей внутренней силе, нас больше не удивляет, как она проявляет себя в нас, то также не должно удивлять и то, как она проявляет себя в них. Мы на одном уровне с ними, во всё ещё неопредёленной стихии, где разум более не правит в одиночестве – но другая духовная сила, которая не обращает внимания на мозг, которая ходит другими путями, и которая возможно является духовной сущностью самого мироздания, и не разложена по полочкам, не выделена и не отсортирована человеком, но расплывчата, многообразна и, возможно, если б мы могли проследить это, в равной степени присутствует во всём сущем. Поэтому отныне нет причин, почему лошади не должны иметь что-то общее с большинством медиумистических феноменов, которые мы обнаружили существующими между людьми; и их загадка перестает отличаться от человеческой метафизики. Если их подпороговое сознание родственно нашему, мы можем начать с расширения телепатической теории до ее крайних пределов, но она, можно сказать, не имеет пределов; что касается телепатии, как сказал Майерс /Myers/, всё, что нам позволено утверждать – «жизнь имеет право проявлять себя перед жизнью». Поэтому мы можем спросить себя: а не была ли задача, которую я, не глядя, ставил перед лошадью, передана подпороговым сознанием лошади, которая прочитала эту задачу, моему. Почти бесспорно, что такое возможно между человеческими подпороговыми сознаниями. Был ли я тем, кто нашел решение и передал его лошади, которая только повторила его? Но предположим, что это задача, которую я неспособен решить? Тогда откуда появляется решение? Я не знаю, были ли попытки эксперимента в тех же условиях с человеком-медиумом. В этом отношении, если б он оказался успешным, он был бы очень схож с не менее подсознательным феноменом гениев арифметики, молниеносных вычислителей, с которыми, в этой несколько сверхчеловеческой атмосфере, мы почти что вынуждены сравнивать загадку лошадей-математиков. Из всех интерпретаций это та, которая, в настоящий момент, кажется мне наименее эксцентричной и самой естественной. Мы видели, что дар обращения с колоссальными цифрами едва ли относится к интеллектуальным способностям; можно даже утверждать что, в некоторых случаях, он очевидно и полностью независим от интеллекта. В таких случаях дар проявляется до получения какого-либо образования и с раннего детства. Если мы обратимся к списку гениев арифметики, предоставленному доктором Скрипуре /Scripure/ (American Journal of Psychology, 1 April 1891), мы увидим, что эта способность проявила себя у Ампера в три года, у Колбурна в шесть, у Гаусса в три, у Манджиамели в десять, у Сэффорда в шесть, у Уотели в три, и так далее. Обычно она длится всего несколько лет, быстро затухая с возрастом, и обычно неожиданно исчезает к моменту, когда ее владелец начинает ходить в школу. Если вы спросите таких детей, и даже большинство молниеносных вычислителей, воплощенных в человеческом теле: как именно они решают поставленные перед ними громадные и сложные математические задачи – они ответят, что ничего об этом не знают. Например, Биддер утверждает, что он не способен объяснить, как он может интуитивно вычислить логарифм числа, состоящего из семи или восьми знаков. То же самое с Сэффордом, который в возрасте десяти лет совершенно безошибочно делал в уме умножение чисел, результат которого достигал тридцати шести цифр. Решение приходит властно и спонтанно; это видение, впечатление, вдохновение, интуиция, приходящие неизвестно откуда, неожиданно и очевидно. Как правило, они даже не пытаются вычислять. Вопреки общепринятому мнению, у них нет специальных методов; или, если метод и есть, это скорее практический способ подразделения интуиции. Можно подумать, что ответы появляются неожиданно прямо в ходе формулирования задачи, таким же образом, как и реальные (веридикальные) галлюцинации. Похоже, что они появляются, безошибочные и уже решенные, из какого-то вечного космического резервуара, в котором дремлют ответы на любые вопросы. Поэтому надо признать, что мы имеем дело с феноменом, который возникает выше или ниже мозга, рядом с сознанием и разумом, вне всех интеллектуальных методов и привычек; и именно для феноменов такого рода Майерс изобрел слово «подпороговый» /subliminal/. Если нужно напомнить происхождение термина «подпороговый»: subliminal = под /sub/ порог /limen/ сознания. Позвольте добавить, как очень точно отметил М. де Весм, что подпороговое – это не то же самое, что классическая психология называет подсознанием. Подсознание обрабатывает то, что воспринято только обычными органами чувств – то есть органами чувств, которые на сегодняшний день признаются ортодоксальной наукой.
ПАРФИ: 32 Подводит ли это всё нас немного ближе к нашим вычисляющим лошадям? С момента, когда было показано, что решение математической задачи более не принадлежит исключительно мозгу – но другим способностям, другой духовной силе, чье присутствие в различной форме было несомненно установлено в некоторых животных, вряд ли будет очень опрометчиво или нелепо предположить, что, возможно, в лошади такой же феномен был воспроизведен и развит в той же неизвестности, в которой, как во мраке, также смешиваются тайны чисел и тайны подсознания. Я вполне понимаю, что объяснение исчерпано до предела, раскрывая тайны вряд ли полнее, чем это делает тишина; тем не менее, это, по крайней мере, тишина, нарушенная беспокойным ропотом, и настойчивым шепотом – который лучше, чем мрачная и безнадежная неизвестность, которой мы волей-неволей сдадимся, если мы не будем, несмотря ни на что, выполнять великий долг человека, который состоит в поиске проблесков во мраке. Само собой разумеется, что протесты выдвигаются со всех сторон. Среди людей, гении арифметики выглядят как чудовища, как очень редкие ископаемые феномены. Мы можем насчитать максимум полдюжины за столетие, тогда как среди лошадей этот дар кажется почти всеобщим, или, как минимум, довольно обычным. Фактически, из шести или семи жеребцов, которых Кралль пытался посвятить в секреты математики, он обнаружил только двух, которые показались ему слишком слабо одаренными, чтобы тратить время на их обучение. Это были, я думаю, два чистокровки /thoroughbreds/, которые были подарены ему великим герцогом Мекленбурга, и отосланы Краллем обратно в их роскошные конюшни. В четырех или пяти остальных, случайно полученных по обстоятельствам, он увидел способности – неравные, правда, но легко развиваемые, и создающие впечатление, что они существуют, скрытые и неактивные, в глубине каждой лошадиной души. С математической точки зрения, не превосходит ли тогда подпороговое сознание лошадей человеческое? Почему бы и нет? Их цельная подпороговая сущность возможно и превосходит нашу – она большего размаха, молодая, свежая, более живая и не такая тяжелая, так как она постоянно не атакуется, не сдерживается и не унижается разумом, который терзает ее, душит, скрывает и загоняет в темный угол, куда не может проникнуть ни свет, ни воздух. Их подпороговое сознание всегда здесь, всегда настороже; нашего же здесь нет, оно спит на дне своей заброшенной шахты, и нуждается в исключительных действиях, эффектах и событиях, для того, чтобы быть вызванным из своего сна и своих беспамятных глубин. Всё это кажется очень необычным; но, в любом случае, мы здесь находимся в самом сердце необычного; и этот выход, возможно, наименее рискованный. Не вопрос, что мы должны помнить не только о мозговой деятельности, интеллектуальных действиях, но и о даре предсказания, тесно связанном с другими талантами той же природы и того же происхождения, которые не являются исключительными свойствами человека. Никакие наблюдения, никакие эксперименты не позволяют нам, в настоящее время, установить разницу между подпороговым людей и животных. Напротив, есть ограниченное количество реальных случаев, показывающих неизменные и поразительные аналогии между ними. В большинстве этих математических операций, заметьте, подпороговое сознание лошади ведет себя в точности как медиум в состоянии транса. Лошади легко путают местами цифры в решении; например, они отвечают «37» вместо «73», что есть медиумистический феномен, так хорошо известный и так часто встречающийся, что был назван «зеркальным письмом». Они допускают ошибки заметно чаще в самых элементарных сложениях и вычитаниях, и намного реже при извлечении самых сложных корней, что опять таки, в аналогичных случаях, таких как ксеноглоссия /xenoglossy/ и психометрия, есть одна из странностей человеческого медиумизма, и объясняется одинаковой причиной – а именно несвоевременным вмешательством подверженного ошибкам интеллекта, который, вмешиваясь в происходящее, сбивает уверенность подпорогового, которое само по себе никогда не ошибается. Фактически, довольно-таки вероятно, что лошадь, будучи на самом деле способной выполнять простейшие операции, более не основывается на интуиции, и, с этого момента, сбивается и путается. Решение зависает между разумом и подпороговым, и, переходя от первого, который в нем не совсем уверен, ко второму, к которому срочно не апеллируют, выходит из противоречия как получится. Случай похож на психометрического или спиритуалистического медиума, который ищет способа воспользоваться тем, что он знает обычным путем, чтобы дополнить видения или откровения его подсознательной восприимчивости. В этом случае он тоже почти всегда виновен в вопиющих и необъяснимых промахах. Можно обнаружить много других сходств, особенно в характере изменения уроков. Ничто более так неустойчиво и капризно, чем проявления человеческого медиумизма. Касается ли это автоматического письма, психометрии, материализации или чего-нибудь другого – мы встречаемся с серией сеансов, которые достигают лишь абсурдных результатов. Затем, неожиданно, по всё ещё неясным причинам – в зависимости от состояния погоды, присутствия того или иного свидетеля, или я не знаю чего ещё – одно за другим происходят самые неоспоримые и потрясающие проявления. Точно то же самое и в случае лошадей: их необычные причуды, их непредсказуемые и сбивающие с толку капризы приводят бедного Кралля в отчаяние. В важные дни он никогда не открывал дверь в эту изменчивую конюшню без замирания сердца. Пусть только борода или хмурый вид какого-нибудь ученого профессора не угодят лошадям: они тотчас же начнут находить дьявольское удовольствие в том, чтобы давать самые неподходящие ответы на самые элементарные вопросы часами и даже днями подряд. Другие общие особенности – это хорошо известная индивидуальность медиумистических "отзывов", и случаи, известные как "отложенные телепатические сообщения", то есть такие, в которых в конце сеанса бывает получен ответ на вопрос, поставленный в самом начале сеанса, о котором уже и забыли все присутствующие. То, что на первый взгляд кажется одним из самых сильных возражений против медиумизма лошадей, на самом деле даже ведет к его подтверждению. Можно спросить: если ответ приходит от подсознания лошади, то как же так получается, что ее сначала надо было научить основам языка, математики и так далее; и что Берто, например, неспособен решить те же задачи, что и Мухаммед? Это возражение было умело опровергнуто М. де Весмом, который писал: «Чтобы выполнять автоматическое письмо, медиум должен научиться писать; перед тем, как Виктория Сардо /Victorien Sardou/ или Милл Елена Шмидт /Mille Helene Schmidt/ смогли выполнять свое медиумистическое черчение и рисование, им пришлось получить элементарные знания черчения и рисования; Тартини никогда бы не сочинил во сне Дьявольскую Сонату, если б он не знал музыки; и так далее. Бессознательная деятельность, хоть она и удивительна, может работать только с тем, что уже освоено тем или иным способом. Бессознательная деятельность слепого от рождения человека не позволит ему видеть цвета». Поэтому здесь – в этом сравнении, которое легко может быть расширено – есть несколько довольно четко определенных характерных сходств. Мы получили яркое представление об одинаковых привычках, одинаковых противоречиях и одинаковых странностях; и мы еще раз признаем в этом необыкновенную и волшебную тень нашего неизвестного гостя.
полная версия страницы