Форум » Все о лошади / All about horse » ФСК РФ официоз + книжная полка » Ответить

ФСК РФ официоз + книжная полка

ПАРФИ: госпожа Панова, директор конно-спортивной базы "Планерная" Клуб "Конники Планерной" гостаприимно предоставил своё помещение для проведения заседания Президиума ФСК РФ

Ответов - 104, стр: 1 2 3 4 5 6 All

ПАРФИ: Игорь Самодуровский, мастер спорта, конкурист /стал Чемпионом России на лошади "непрофильной породы" гнедом Сатурне, русской рысистой породы/

ПАРФИ: Господин Бакеев, КСК "Измайлово", его кредо "детский конный спорт и пони-клубы должны стать массовыми и доступными для широких слоёв населения". (!) является поклонником и активным пропагандистом методов А.Невзорова

ПАРФИ: работа Президиума ФСК РФ; во время выступления представителей регионов. На фото, с микрофоном директор КСК "Пассаж", Нижний Новгород. Именно в этом клубе тренируется Александра Карелова и Балагур, "намбл ван" российской выездки, член сборной россии, чемпионка России 2005 года. см. темы об орловских рысаках и о "Кубке Президента России"


ПАРФИ: работа Президиума ФСК РФ, Харлам Симония /седой мужчина, смотрит прямо в объектив/ Харлам мастер спорта международного класса по конкуру, старший тренер конного завода им.Кирова. /Кировский к/з уже более 5 лет занимает первое место в международном рейтинге хозяйств, выращивающих лошадей-чемпионов в дисциплине "высшая школа верховой езды(выездка) Рейтинг ведет специальная служба, созданная при международной федерации конного спорта ФЕИ, 50% тракенов входящих в мировую десятку лидеров рождены в России и именно в Кировском к/з учёт ведётся по результатам олимпиад, чемпионатов мира, Европы и ПанАмерикахских игр .

ПАРФИ: работа Президиума на нижнем фото, с микрофоном директор КСК "Битца"г.Москва, господин Русаков

ПАРФИ: Владимир Туганов МСМК, старший тренер сборной россии по конкуру, Александр Полозков вице-президент Федерации конного спорта

ПАРФИ: Работа секретариата на Президиуме ФСК РФ

ПАРФИ: во время заседания

ПАРФИ: отчёт по троеборью

ПАРФИ:

ПАРФИ: Господин Президент, Геннадий Николаевич Селезнёв беседует с директором одного из конных клубов (справа эффектная блондинка, госпожа Козлова)

ПАРФИ: во время перерыва, на переднем плане светловолосая дама, Светлана Белоусова, сотрудник федерации конного спорта

ПАРФИ: во время перерыва, господин Погребщиков, вице-президент ФСК России, представляет Южный федеральный округ, в этом году чемпионом России по конкуру стал представитель этого региона, Вячеслав Колесников на англо-тракененской кобыле Ола.

ПАРФИ: На переднем плане - Котов А.С., гл.редактор "КиКС"

ПАРФИ: Беседы участников Президиума во время перерыва(Харлам Симония, справа)

ПАРФИ: руководители региональных подразделений Федерации КС

ПАРФИ: Георгий Седельников, мастер спорта международного класса (конкур) член Президиума ФСК РФ, центральный округ.

ПАРФИ: рабочий момент

ПАРФИ: Светлана Белоусова, Федерация конного спорта России (на переднем плане) далее Ольга Соболева, судья и тренер по выездке

Zhasmin: ПАРФИ пишет: цитата(будет удалён) А почему удалён? Это тайная информация?

ПАРФИ: так ни кому не интересно, просто сегодня была на Президиуме Федерации конного спорта, а статью в журнал надо писать к февральскому номеру... сейчас смотрю, хоть какие фото получились? Темновато было в зале, они не для печати, Для инета, надо на ХОРСЕру повесить...

ПАРФИ: командир дивизиона ЦСКА во время совещания, он же с господином Селезнёвым

ПАРФИ: холл клуба "Конники Планерной"

Zhasmin: ПАРФИ пишет: цитататак ни кому не интересно Мне интересно. Этого достаточно? Или надо ещё кого-нибудь?

amcocker: Возможно, это снято скрытой камерой?

ПАРФИ: Zhasmin ну ты спросила! Для тебя - любимой размешу ВСЁ

ПАРФИ: amcocker пишет: цитатаэто снято скрытой камерой мобильным телефоном

Zhasmin: amcocker пишет: цитатаэто снято скрытой камерой? ПАРФИ Начиталась bibi и Newlook. и отправилась на секретное задание. Но, как девушка ответственная, сразу поместила отчёт о проделанной работе.

ПАРФИ: После перерыва заседание Президиума Федерации конного спорта продолжилось в менее камерной обстановке.... Визе-президент Александр Иванович провозгласил тост за успехи в новом году. (Рядом Виктор Ненахов) Были вручены награды, дипломы и грамоты. Г.Н.Селезнёв А.И.Полозков

ПАРФИ: конники продолжили приятное общение в приватной обстановке

ПАРФИ: Конференция "Проблемы отечественного спортивного коннозаводства. Современное состояние и перспективы" на основе заслушанных докладов, сообщений и выступлений участников считает необходимым рекомендовать: 1. Управлению животноводства и племенного дела Министерства сельского хозяйства Российской федерации 1.1. Пересмотреть политику формирования отношений с конными заводами и племенными репродукторами спортивного направления, сделав упор на протекционистские меры и датирование тех из них, которые ведут результативную работу по разведению, выращиванию и подготовке лошадей для спортивного использования, преимущественно для классических олимпийских видов конного спорта; 1.2. Установить порядок регистрации ассоциаций, союзов и других некоммерческих общественных объединений, действующих в области спортивного коневодства, с унифицированным перечнем их основных задач и функций; 1.3. Заключить договора с соответствующими отделами Всероссийского научно-исследовательского института коневодства и другими научными организациями по разработке селекционно-технологических программ работы с породами лошадей спортивного направления, по подготовке и изданию очередных томов государственных племенных книг и другой справочной литературы; 1.4. Установить порядок, в соответствии с которым, к племенному использованию в конных заводах и основных племенных репродукторах будут допускаться только жеребцы производители получившие при испытаниях или в соревнованиях по конному спорту высокие оценки работоспособности; 1.5. Запланировать на 2006 и последующие годы финансирование проведения зональных и Всероссийских испытаний молодняка лошадей спортивных пород, утвердив проект положения о таких испытаниях (или правила испытаний). Разработать меры поощрения коневодческих хозяйств осуществляющих регулярные заводские испытания молодняка по спортивной методике; 1.6. Внести в новую редакцию закона "О племенном животноводстве" пункты, соответствующие настоящим предложениям.

ПАРФИ: В.А.Парфёнов, доцент кафедры Коневодства РГАУ-МСХА им.Тимирязева с любимым учеником Игорем Дёминым

ПАРФИ: Регистрация участников Конференции В ч/б костюме Инна Цыганок, старший преподаватель кафедры коневодства МСХА крайняя с лева, за столом - Елена Рябова, преподаватель кафедры коневодства МСХА Заполняет бланк участника конференции Дёмин Владимир Александрович, мастер спорта СССР (конкур), старший преподаватель кафедры коневодства МСХА, кандидат с/х наук.

ПАРФИ: Баутин, ректор Тимирязевской Академии Калашников, директор ВНИИ Коневодства

ПАРФИ: 2. Ассоциациям, союзам и другим общественным некоммерческим организациям, ведущим работу с породами лошадей спортивного направления, осуществить следующие меры: 2.1.Провести мониторинг и аттестацию конных заводов и других племенных коневодческих хозяйств, чётко определив их породное направление, стабильный штат маточного поголовья, объемы чистопородного разведения и скрещивания, возраст основной реализации молодняка, методы тренинга и испытаний лошадей; 2.2.Установить в хозяйствах перечень зоотехнических мероприятий и соответствующей документации, обеспечивающих получение полной и достоверной информации по всему поголовью племенных лошадей; 2.3. На договорной основе производить ежегодный отбор лучшей части молодых жеребцов, предназначающихся для реализации ведущим спортсменам страны и не подлежащих кастрации; 2.4. Рассмотреть вопрос о создании и формах работы тренировочных депо спортивного молодняка.

ПАРФИ: Селезнёв, депутат Гос.Думы, Президент Федерации конного спорта России

ПАРФИ: 4. Всероссийскому научно-исследовательскому институту коневодства, Российскому государственному аграрному университету Московской сельскохозяйственной академии имени К.А.Тимирязева, сельскохозяйственным ВУЗам и колледжам 4.1. Укрепить существующую сеть курсов и школ подготовки кадров тренеров и берейторов для конного спорта, создать новые подразделения и курсы переподготовки таких работников, укрепив их материальную базу: 4.2. Разработать государственные стандарты на специальности "тренер по конному спорту", "берейтор по выездке спортивных лошадей"; 4.3. Усилить разработку вопросов научного обеспечения селекции и технологии спортивного коневодства; Всем организациям и общественным объединениям - выйти в Правительство Российской Федерации с просьбой произвести единовременное финансовое влияние в спортивное коннозаводство страны и сопутствующие ему структуры ориентировочным объемом в …. миллионов рублей.

ПАРФИ: С.А.Козлов, доктор наук, заведующий кафедрой Коневодства и скотоводства Ветеринарной Академии им.Скрябина

ПАРФИ: участники конференции: Харлам Симония, МСМК, ст.тренер к/з им.Кирова Александр Полозков, вице-президент ФКСР

ПАРФИ: Очень трогательное письмо прислала президент Международной федерации конного спорта принцесса Хайя Бинт Аль Хуссейн. Новости 16.02.07 Прошло 40 дней со дня смерти Елены Владимировны Петушковой. Свои соболезнования прислала президент Международной федерации конного спорта принцесса Хайя Бинт Аль Хуссейн. Дорогой г-н Селезнев, Прежде всего, позвольте поблагодарить Вас за письмо, в котором Вы уведомили меня о таком печальном событии - уходе от нас Елены Петушковой. Я знаю, что офис ФЕИ уже принес Вам свои соболезнования, но я считаю нужным выразить мое личное сожаление . Талант и успех д-ра Елены Петушковой сделали ее моим кумиром , именно с ее образом я выросла и начала свою спортивную карьеру. Я редко встречала столь замечательного всадника, и я почерпнула много вдохновения, глядя на нее. Ее вклад в ФЕИ и в Олимпийское движение в России был выдающимся, это пример сплава мастерства и преданности , вклада спортсменов в управление спортом на высочайшем уровне. Я очень восхищалась доктором Петушковой и искренне скорблю об этой потере, которая, я знаю, глубоко переживается в России и во всем конноспортивном мире. Пожалуйста, передайте мои искренние личные соболезнования семье доктора Петушковой, друзьям и коллегам в Федерации конного спорта России и в Олимпийском Комитете России. Искренне Ваша Принцесса Хайя Бинт Аль Хуссейн

ПАРФИ: книжная полка Художественные произведения: "Холстомер" Льва Толстого, "Изумруд" А.Куприна, "Внук Тальони" П.Ширяева, "Браслет 2" Брандт и многое другое Алма-Ата, 1990год, тираж 30 000 27 ноября Российский Фонд Культуры и Московский конный завод №1 провели презентацию фотовыставки "Орловский рысак - живой символ России" В рамках презентации представлена книга о Московском конзаводе , а так же буклеты о МКЗ№1 и орловских рысаках. И две фотографии из книги, каждая по своему уникальна ВВПутин в манеже МКЗ№1 Выдающийся орловский рысак Квадрат, ставший символом МКЗ№1, рядом с собственной скульптурой. Фотография называется "Квадрат у Квадрата"

ПАРФИ: книжная полка Под редакцией А.А.Ласкова Справочник Гуревича

ПАРФИ: Заседание Президиума ФКСР 8.11.2007 8 ноября в конференц-зале гостиницы «Холидей Инн Сущевская» прошло заседание президиума федерации конного спорта России. Одним из главных вопросов повестки дня стало создание региональной структуры ФКСР. Члены президиума приняли проект Устава регионального отделения, который должен стать юридической основой для создания отделений ФКСР в областях, краях и республиках РФ. Новая структура призвана упорядочить взаимоотношения между федерацией конного спорта России и ее региональными отделениями. Вторым важнейшим вопросом стало принятие календаря соревнований на 2008 год. Количество стартов по сравнению с прошлым годом увеличилось, добавилось несколько региональных турниров. Международный статус получили соревнования по конкуру и выездке в рамках Всероссийских конных игр, крупный турнир по выездке категории 4 звезды пройдет в Черняховске, не забыты и традиционные соревнования, которые проводятся уже не первый год, - все они есть в календаре на 2008 год. Президиум ФКСР стал местом подведения итогов работы федерации за 2007 год. Были заслушаны доклады председателей комитетов по выездке, конкуру и троеборью. Было отмечено, что наилучшие результаты на чемпионатах Европы показали спортсмены по выездке. Сборная заняла седьмое Место, а лучшим результатом в личном зачете стало шестое место Александры Кореловой и Балагура. Это стало возможным в том числе и благодаря организационным усилиям комитета по выездке ФКСР под руководством О.О. Соболевой. В отчет также вошла информация по проведенным в 2007 году обучающим программам, семинарам для судей и тренеров, программе борьбы с применением запрещенных веществ. Было принято решение о том, что с 2008 года членский билет ФКСР будет представлять собой пластиковую карту, которая одновременно является дисконтной картой партнерской программы ФКСР. Было принято решение уделять особое внимание в 2008 году пони-спорту и любительскому спорту. Ответственным за пони-спорт в президиуме ФКСР станет А.Бакеев, директор КСК «Измайлово», который имеет огромный опыт в проведении соревнований для детей на пони. Направление любительского спорта возглавил Н.Чебышев, судья международной категории, тренер и директор КСК «Алмаз». В заключение президент федерации конного спорта С.-Петербурга и Ленинградской области А.Бортников рассказал о предложении от организаторов конного фестиваля в Ахене пригласить Россию как страну-партнера на этот фестиваль в 2008 году. Члены президиума приняли решение поддержать это предложение. В этот же день вечером прошел праздничный вечер, посвященный 60-летнему юбилею президента ФКСР г.н. Селезнева. Он получил множество поздравлений, подарков и теплых слов от сотрудников федерации, спортсменов, тренеров, спонсоров, людей, связанных с конным спортом.

ПАРФИ: книга "Ветер В гриве" 1972год и ...фотография Александра Забегина, сделана пару лет назад, но очень напоминает обложку старой книги

ПАРФИ: Зачем лошади едят навоз и насколько это опасно? автор: Эне Бердыева Изучением пищеварения у млекопитающих на протяжении длительного периода занимались многие специалисты. Обширный ряд работ был посвящен непосредственно непарнокопытным, как диким, так и одомашенным, в частности, семейству лошадиных. Итогами различных исследований становились рекомендации, как правильно составить рацион для того или иного животного, ведь из ряда опытов был известен факт невыгоды сбраживания целлюлозы растений в толстом кишечнике лошади. Но современные коннозаводчики используют как корма промышленного производства, так и урожаи, собранные с собственных полей: это свидетельствует о наличии различных точек зрения о том, что может быть полезным для здоровья лошади. Обычно биологи и ветеринары пищеварительную систему лошади называют желудочно-кишечным трактом, но некоторые специалисты (Двойнос Г.М. и др.) сравнивали ЖКТ взрослой лошади с водоемом, заселенным симбионтами и паразитами, без которых не возможно существование взрослой особи. Они же указывали, что при рождении жеребенка его органы пищеварения стерильны относительно данных организмов. По мере взросления лошади практикующие ветврачи настоятельно рекомендуют использовать противопаразитарные (антигельминтные) препараты, а кормежку животных проводить только из кормушек и яслей, не допускать возможного контакта корма для лошади с продуктами ее жизнедеятельности (навозом) с целью профилактики гельминтозов. Так кто же из них прав? И существует ли механизм, при котором могут быть компенсировать указанные выше физиологические недостатки? Сами лошади решают эти вопросы очень просто: путем копрофагии (поедания фекалий особей своего вида), являющейся весьма распространенным явлением в животном мире. У лошадей, как диких, так и домашних, копрофагия наблюдается во все сезоны года и представляет определенный интерес при изучении их поведения и питания. Ряд специалистов обращались к изучению данного явления, но публикации по данной теме весьма скудны: Баскин Л.М., 1976; Двойнос Г.М., 1986; Климов В.В., 1990; Тейлор, 1954; Вилард, 1973; К.Смитт Вучкаш, 1977, 1979; К. Дэвис, 1985; Я. Гавор, 1993. О роли симбионтов, обитающих в слепой кишке, было известно: они расщепляют клетчатку с образованием продуктов - жирных кислот - которые усваиваются хозяином, синтезируют витамины, а кроме этого и сами служат источником белка. Именно с наличием симбионтов (а, возможно, и паразитов) связанно накопление в мягких фекалиях азота и большая концентрация в них сырого протеина. Однако съеденные с фекалиями симбионты попадают в желудке лошади в совершенно другие условия, чем это имеет место в рубце жвачных, что не позволяет сравнивать процесс происходящий при копрофагии у лошадей, с процессами, имеющими место в рубце жвачных (Е.И. Наумова). В связи с ограниченностью информации по данному вопросу, для изучения причин и широты распространения данного явления, в течении ряда лет проводились наблюдения за лошадьми. Исследования были начаты в 1993 году (Двойнос Г.М., Бердыева Э.К., Гальперина О; Киев, Институт зоологии им. Шмальцгаузена АН Украины), путем опроса специалистов-практиков различных конехозяйств Украины по специально разработанной анкете. В опросе участвовали специалисты 11 хозяйств и конно-спортивных школ г. Киева, Киевской, Полтавской, Ровенской, Черниговской областей, под наблюдением которых находилось 1085 лошадей различных пород (русской и орловской рысистой, ганноверской, торийской, тракененской, арабской и английской верховой пород). Позднее, в 1996-2002 гг, изучение данного вопроса было продолжено автором путем самостоятельных наблюдений в хозяйствах Туркменистана, России и Украины. Проводя опрос специалистов в 1993-1994 годах, ставилась цель найти ответы на ряд вопросов, в том числе для каких возрастных групп лошадей характерно явление копрофагии? Какое физиологическое состояние данных особей (покой, жеребость, период лактации, физических нагрузок)? Какая система содержания (стойловая, стойлово-выгульная, табунная)? Частота наблюдения данного явления (единичные случаи, периодическое или регулярное проявление)? Количество особей по перечисленным группам? Кроме этого интересовала характеристика поедаемого кала (консистенция, цвет, запах, свежесть); рацион, получаемый животными; факторы, с которыми специалисты связывают данное явление; диагностика заболеваний у этих животных и применяемые для их лечения медикаменты. Позднее продолжив сбор информации по данному вопросу, я придерживалась данного \'шаблона\' для сортировки накапливаемой информации. В указанный период в хозяйствах Украины в зависимости от породы, выполняемой работы и физиологического состояния лошади получали соответствующий нормам рацион, состоящий из концентратов (пророщенного или запаренного овса), грубых и сочных кормов, минеральных добавок и витаминов. В весенне-осенний период практиковалось выпасание как на культурных, так и на природных пастбищах, лошади ипподрома и спортшкол обеспечивались свежескошенной зеленой массой. В отдельных хозяйствах в определенные периоды рацион был менее разнообразным. В Туркменистане (1997-1998 гг) наблюдение проводилось за 476 лошадьми ахалтекинской породы, находившихся на рационах двух типов: а) концентраты и грубые корма; б) преимущественно грубые корма низкого качества. В России (2001-2002 гг) под наблюдением находились лошади ахалтекинской породы в хозяйствах, расположенных в центральной зоне и на юге России, общей численностью 177 голов. Результаты получены следующие: - данное явление наблюдается во всех хозяйствах, вне зависимости от климатической зоны расположения; - В большинстве случаев к копрафагии склонны животные, регулярно получающие концентраты при недостатке (как количественном, так и качественном) грубого корма; - При групповом выгуле поедается как собственный кал, так и фекалии других особей; - При стойловом содержании поедается собственный кал; фекалии матерей поедаются жеребятами. / Наличие ранней копрофагии у жеребят подтвердилось также опытным путем. Опыт был поставлен в совхозе \'Березанский\' Киевской области в 1994 году. После первой дачи глистогонного препарата \'эквалан\' в 14 дневном возрасте в пробах фекалий жеребят ганноверской породы с 15 дня жизни обнаруживали выделявшиеся \'тени\' и целые экземпляры инфузорий (блефарии, тератоксум, циклопостиум). В 50 % проб появление инфузорий в фекалиях жеребят совпадало с приходом их матерей в состояние охоты. - На Украине наиболее активная копрофагия отмечалась у лошадей до двух летнего возраста. Как правило, ими поедались сформированные свежие катышки. Взрослые особи иногда поедали также сухой кал. - Не наблюдали данного явления только в у лошадей торийской породы в период после отказа от молока матери и переходе к рациону из растительного корма. Данная группа лошадей получала рацион, который преимущественно состоял из грубых кормов высокого качества.. - Наибольший % копрофагирующих лошадей ахалтекинской породы (Туркменистан) выявленно среди маточного поголовья при концентратно-грубом типе кормления. Из них ¾ от общего поголовья составляли жеребые кобылы. Данные животные не получали витаминных и минеральных добавок; в их рационе отсутствовали сочные корма. Молодняк до 1½ лет и маточное поголовье находились в условиях стойлово-выгульной системы содержания, а лошади от 1,5 до 4 лет в условиях стойловой системы (ипподром). /Кроме этого, в Туркменистане наблюдалось также поедание грунта из определенных мест вне зависимости от сезона года: поедалась растертая \'в пыль\' глинистая почва и гумусный слой в местах произростания злаковых растений. На Украине поедание грунта отмечается в весенний период, после окончания грунтовых заморозков. Здесь лошади всех возрастных групп отдают предпочтение \'жирной\' перегнойной смеси в период появления первой весенней поросли. - Явление копрофгии у лошадей специалисты хозяйств Украины связывали со следующими факторами: А) периодом голодания или недостаточного обеспечения кормами, особенно сеном - все из опрошенных. Б) у жеребят с началом потребления растительного корма - 85% от опрошенных. В) с критическими или стрессовыми факторами, такими как отсутствие моциона, скученность на ограниченной территории, заездка и усиленный тренинг, травмы - 60 % от опрошенных. - Из непосредственных наблюдений: в загонах у лошадей, получающих рацион из соломы и ячменя, не скапливается большое количество навозных катышек. Животные при таком рационе проявляют активный интерес к свежим фекалиям особей своего вида, вначале выбирая из них выделившиеся из кишечника в полупереваренном виде зерна концкорма, а затем поедая прошедшие через кишечник остатки грубого корма. В то же время животные, получающие качественное люцерновое сено или не имеющие в рационе зерновых и поедающие только солому, лишь изредка прибегают к копрофагии и их цекотрофы постепенно высыхают, так и оставаясь \'невостребованными\'. - Не удалось установить взаимосвязь копрофагии с определенным временем суток, заболеваниями ЖКТ, применением лекарственных веществ с кормом, кондицией животных. Установлена взаимосвязь между частотой заболевания миоглобинурией и частотой наблюдения данного явления. - Не зависимо от периода и места наблюдения не отмечена копрофагия у жеребят в первые недели после отъема от матерей при групповом содержании. Это объяснимо отсутствием потребности в дополнительном белковом питании и расходом энергетических резервов организма, накопленных при питании молоком матери. Литературные данные. В литературе имеются следующие данные. Ряд авторов /Баскин Л.М., Вилард, К.Тэйлор/ наблюдали копрофагию у жеребят в течении первых недель жизни. Отмечены единичные случаи копрофагии у взрослых особей, проводился эксперемент по скармливанию фекалий жеребятам /Кровел-Дэвис/. Эти данные были получены при наблюдениях преимущественно за английскими верховыми лошадьми. Различны взгляды на причину данного явления. Этологи /Баскин Л.М./ полагают, что копрофагия способствует обучению жеребят распознавать траву как пищевой обьект. Другая точка зрения - копрофагия у жеребят как приспособление для получения бактериальной флоры кишечника /Тэйлор, Кровел-Дэвис, Двойнос Г.М./. Существует мнение, что взрослые особи избегают поедания фекалия особей своего вида /Тэйлор/. Автор считает, что это является частью их адаптации в мире существования гельминтов. Случаи нахождения в фекалиях жеребят первых недель жизни яиц гельминтов свидетельствуют о том, что яйца проходят через ЖКТ жеребенка транзитом. /Я. Габор/. Отмечалось, что вид дефикирующей кобылы может стимулировать жеребенка к копрофагии /Кровэл-Дэвис/. Описан опыт фиксации суточной активности у пони /Вилард/. Отмечено, что животное, получавшее концентраты занималось копрофагией 1,83% времени суток, а получавшее зеленую массу - 0,75%, что автор не считает достоверной разницей. Отмечено, что основой копрофагии у взрослых особей являются непереваренные растительные остатки, чем очевидно обусловлено данное явление при скармливании концентратов и дефиците грубых и сочных кормов /Двойнос Г.М./, в связи с чем можно выделить две формы копрофагии: - копрофагия у взрослых особей (голодная копрофагия, копрофагия при нарушении обмена веществ) - как попытка компенсировать недостаток и неполноценность кормления /что возможно, все-таки не относится к патологии?/ - копрофагия жеребят - физиологическая, которая является нормальным явлением, связанным с периодом заселения кишечника симбионтными ценозами. Эта версия перекликается с существующей гипотезой о том, что материнские фекалии содержат ферамоны, которые сигнализируют о присутствии кислот, дефицитных для организма жеребенка или необходимых для кишечной иммунокомпетенции, миелинизации нервной системы, а так же служащих для ускорения роста и полового созревания, обеспечивающих нормальную бактериальную флору /Кровэл-Дэвидс/. Литературные данные о наличии копрофагии только у жеребят объяснимы природными особенностями английских скаковых лошадей, за которыми и проводились наблюдения.

ПАРФИ: ПАРФИ пишет: Зачем лошади едят навоз и насколько это опасно? Резюме. Копрофагия у лошадей является нормальным физиологическим явлением, при котором животное поедает собственные свежевыделенные фекалии или фекалии другой особи данного вида. Подобное поведение способствует нормализации обмена веществ в организме и не является причиной развития гельминтозов, так как свежевыделенные яйца гельминтов не могут быть причиной заражения. Развитие гельминтозов происходит в случае поглощения высохших фекалий, пролежавших на грунте несколько недель. Поедание таких \'давних\' экскрементов свидетельствует об остро выраженном чувстве голода у животного. Наиболее часто инфицирование происходит при скармливании корма, на который еще в период роста растения попали ооцисты гельминта и развились до определенной стадии. Поэтому кормление лошадей грубым кормом из яслей не является мерой профилактики гельминтозов.

ПАРФИ: Литературная страничка журнала "КиКС" "Коневодство и конный спорт" №5, 1985г., с.38-40 ссылка на источник Великолепная шестеркаВасильев Б. Как хорошо написано, как сильно - и в то же время как больно... Только это почти не про лошадей рассказ. Больше про людей...наверное большинство хороших рассказов про лошадей на самом деле больше про людей. Жуткий рассказ, как гвоздем по стеклу... Знаете, а этот рассказ - о любви... Изуродованное бессердечием и формализмом поведение людей - уже не человечно, бессмысленно, жестоко. А это рассказ о любви, простоте и искренности. И дружбе. Дикари - это фон, друзья мои. Подумалось что "великолепная шестерка" это возможно лошади... детей едва ли можно считать настолько важными персонажами рассказа чтоб засовывать их в название. Как вам кажется? Больше склоняюсь к мысли, что автор дал такое название как противопоставление: всем хорошо известно, что "Великолепная шестерка" - бравые ребята, смелые, отчаянные. И тут: поглядите, люди добрые, как мы можем! кроме внешнего, красивого, шумного, есть просто работа и забота о том, кто доверился тебе. Лошадь - это не просто скачка, не просто игра, а ответственность. Лошадь - ЖИВАЯ, не машинка, которую бросил и забыл! Поэтому мне и подумалось что дети играют в рассказе скорей "проходную" роль. И в разорваных фотографиях ИМХО может быть больше леденящего ужаса, чем в гибели лошадей. И нет там даже мудрого доброго и сильного молоденького мента, таким неправдородобно светлым лучом освещающего рассказ. Великолепная шестерка Кони мчались в густом сумраке. Ветви хлестали по лицам всадников, с лошадиных морд капала пена, и свежий нешоссейный ветер туго надувал рубашки. И никакие автомашины, никакие скутера, никакие мотоциклы не шли сейчас ни в какое сравнение с этой ночной скачкой без дорог. — Хэлло, Вэл! — Хелло, Стас! Пришпорь, Роки, своего скакуна! Погоня, погоня, погоня! У тебя заряжен винчестер, Дэн? Вперед, вперед, только вперед! Вперед, Вит, вперед, Эдди! Приготовь кольт и вонзи шпоры в бока: мы должны уйти от шерифа! Что может быть лучше топота копыт и бешеной скачки в никуда? И что из того, что худым мальчишеским задам больно биться о костлявые хребты неоседланных лошадей? Что из того, что лошадиный галоп тяжел и неуверен? Что из того, что лошадиные сердца выламывают ребра, из пересохших глоток рвется надсадный хрип, а пена стала розовой от крови? Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли?—Стой! Да стой же, мустанг, тпру!.. Ребята, отсюда — через овраг. Дырка за читалкой, и мы—дома. — Ты молодец, Роки. — Да, клевое дельце. — А что делать с лошадьми? — Завтра еще покатаемся. — Завтра — конец смены, Эдди. — Ну, так что? Автобусы наверняка придут после обеда! Автобусы из города пришли за второй лагерной сменой после завтрака.

ПАРФИ: Автобусы из города пришли за второй лагерной сменой после завтрака. Водители торопили со сборами, демонстративно сигналя. Вожатые отрядов нервничали, ругались, пересчитывали детей. И с огромным облегчением вздохнули, когда автобусы, рявкнув клаксонами, тронулись в путь. — Прекрасная смена, — отметила начальник лагеря Кира Сергеевна. — Теперь можно и отдохнуть. Через неделю после начала этого завершающего этапа в лагерь приехала милиция. Кира Сергеевна проверяла пищеблок, когда доложили. И это было настолько невероятно, настолько дико и нелепо применительно к ее лагерю, что Кира Сергеевна рассердилась. — Наверняка из-за каких-то пустяков, — говорила она по пути в собственный кабинет. — А потом будут целый год упоминать, что наш лагерь посещала милиция. Все так мимоходом беспокоят людей, сеют слухи, кладут пятно. — Пригласите физрука, — распорядилась Кира Сергеевна. — На всякий случай. Она встала перед своим кабинетом, сочиняя отповедь в адрес бестактных блюстителей порядка. Подготовив тезисы, оправила идеально закрытое, напоминающее форму, темное платье и решительно распахнула дверь. — В чем дело, товарищи? — строго начала она. — Без телефонного предупреждения врываетесь в детское учреждение... У окна стоял милицейский лейтенант настолько юного вида, что Кира Сергеевна не удивилась бы, увидев его в составе первого звена старшего отряда. Лейтенант неуверенно поклонился, глянув при этом на диван. Кира Сергеевна посмотрела туда же и с недоумением обнаружила маленького, худого, облезлого старичка в синтетической, застегнутой на все пуговицы рубашке. Тяжелый орден Отечественной войны выглядел на этой рубашке столь нелепо, что Кира Сергеевна зажмурилась и потрясла головой в надежде все же увидеть на старике пиджак, а не только мятые брюки да легкую рубаху с увесистым орденом. Но и при вторичном взгляде ничего в старике не изменилось, и начальник лагеря поспешно уселась в собственное кресло, дабы обрести вдруг утраченное равновесие духа. — Вы Кира Сергеевна? — спросил лейтенант.—Я участковый инспектор, решил познакомиться. Конечно, раньше следовало, да все откладывал, а теперь... Лейтенант старательно и негромко излагал причины своего появления, а Кира Сергеевна, слыша его, улавливала лишь отдельные слова: заслуженный фронтовик, списанное имущество, воспитание, лошади. Она смотрела на старого инвалида с орденом на рубашке, не понимала, зачем он тут, и чувствовала, что старик этот, в упор глядя беспрестанно моргающими глазками, не видит ее, точно так же, как она сама не слышит милиционера. И это раздражало ее, выбивало из колеи, а потому пугало. И она боялась сейчас не чего-то определенного—не милиции, не старика, не новостей, а того, что испугалась. Страх нарастал от сознания, что он возник, и Кира Сергеевна растерялась и даже хотела спросить, что это за старик, зачем он здесь и почему так смотрит. Но эти вопросы прозвучали бы слишком по-женски, и Кира Сергеевна тут же подавила робко трепыхнувшиеся в ней слова. И с облегчением расслабилась, когда в кабинет вошли старшая пионервожатая и физрук. — Повторите, — строго сказала она, заставив себя отвести глаза от свисающего с нейлоновой рубашки ордена. — Самую суть, коротко и доступно, Лейтенант смешался. Достал платок, вытер лоб, повертел форменную фуражку. — Собственно говоря, инвалид войны, — растерянно сказал он. Кира Сергеевна сразу почувствовала эту растерянность, этот чужой страх, и ее собственная боязнь, ее собственная растерянность тут же исчезли без всякого следа. Все отныне встало на место, и разговором теперь управляла она. — Скудно выражаете мысли. Милиционер посмотрел на нее, усмехнулся. — Сейчас богаче изложу. У почетного колхозного пенсионера героя войны Петра Дементьевича Прокудова угнали шестерых лошадей. И по всем данным угнали пионеры вашего лагеря. Он замолчал, и молчали все. Новость была ошарашивающей, грозила нешуточными осложнениями, даже неприятностями, и руководители лагеря думали сейчас, как бы увернуться, отвести обвинение, доказать чужую ошибку. — Конечно, кони теперь без надобности, — вдруг забормотал старик, при каждом слове двигая большими ступнями.—Машины теперь по шаше, по воздуху и по телевизору. Конечно, отвыкли. Раньше, вон, мальчонка собственный кусок не доедал—коню нес. Он твой хлебушко хрумкает, а у тебя в животе урчит. С голодухи. А как же? Все есть хотят. Это машины не хотят, а кони хотят. А где же возьмут? Что дашь, то и едят. Лейтенант невозмутимо выслушал это бормотание, но женщинам стало не по себе: даже физрук заметил. А был он человеком веселым, твердо знал, что дважды два четыре, а потому и сохранял в здоровом теле здоровый дух. И всегда рвался защищать женщин. — Чего мелешь-то, старина? — добродушно улыбнувшись, сказал он. — «Шаше», «шаше»! Говорить бы сперва выучился. — Он контуженный, — глядя в сторону, тихо пояснил лейтенант. — А мы не медкомиссия, товарищ лейтенант. Мы — детский оздоровительный комплекс, — внушительно сказал физрук. — Почему считаете, что наши ребята угнали лошадей? У нас современные дети, интересуются спортом, электроникой, машинами, а совсем не вашими одрами. — Шестеро к деду ходили неоднократно. Называли друг друга иностранными именами, которые я записал со слов колхозных ребят. — Лейтенант достал блокнот, полистал. — Роки, Вел, Эдди. Есть такие? — В первый раз... — внушительно заговорил физрук. — Есть, — тихо прервала вожатая, начав буйно краснеть. — Игорек, Валера, Андрей. Это же великолепная шестерка наша, Кира Сергеевна. — Этого быть не может, — твердо определила начальница. — Конечно, бред! — тотчас подхватил физрук, адресуясь непосредственно к колхозному пенсионеру.— С похмелюги, отец, поблазнилось? Так с нас, где сядешь, там и слезешь, понял? — Перестаньте кричать на него, — негромко сказал лейтенант. — Поди, пропил коняг, а на нас отыграться хочешь? Я тебя сразу раскусил! Старик вдруг затрясся, засучил ногами. Милиционер бросился к нему, не очень вежливо оттолкнув пионервожатую. — Где у вас уборная? Уборная где, спрашиваю, спазмы у него. — В коридоре, — сказала Кира Сергеевна. — Возьмите ключ, это мой личный туалет. Лейтенант взял ключ, помог старику подняться, повел к дверям. Старик дрожал и повторял одно и то же: — Дай три рубля на помин, и господь с ними. Дай три рубля на помин. — Не дам! — сурово сказал милиционер, и оба вышли. — Он алкоголик,—брезгливо сказала вожатая. — Конечно, прежде был герой, никто не умаляет, но теперь...—Она сокрушенно вздохнула.—Теперь алкоголик.

ПАРФИ: — А ребята и вправду лошадей брали, — тихо сказал физрук. — Мне перед отъездом Валера сообщил. Что-то он еще тогда говорил, да отозвали меня. Шашлыки готовить. — Может быть, признаемся? — ледяным тоном поинтересовалась Кира Сергеевна. — Провалим соревнование, потеряем знамя. — Подчиненные примолкли, и она сочла необходимым пояснить:—Поймите, иное дело, если мальчики украли бы общественную собственность, но они же не украли ее, не так ли? Они покатались и отпустили, следовательно, это всего лишь шалость. Обычная мальчишеская шалость, а пятно с коллектива не смоешь. И прощай, знамя. — Ясно, Кира Сергеевна,—вздохнул физрук. — И не докажешь, что не верблюд. — Надо объяснить им, что это за ребята, — сказала вожатая. — Вы же недаром называли их великолепной шестеркой, Кира Сергеевна. — Хорошая мысль. Достаньте отзывы, протоколы, почетные грамоты. Быстренько систематизируйте. Когда лейтенант вместе с притихшим инвалидом вернулись в кабинет, письменный стол ломился от раскрытых папок. — Извините деда, — виновато сказал лейтенант, — контузия у него тяжелая. — Ничего, — великодушно улыбнулась Кира Сергеевна. — Мы тут обменялись пока. И считаем, что вы, товарищи, просто не в курсе, какие у нас ребята. Можно смело сказать: они надежда двадцать первого века. И, в частности, те, которые по абсолютному недоразумению попали в ваш позорный список, товарищ лейтенант. Кира Сергеевна сделала паузу, дабы работник милиции и непонятно для чего привезенный им инвалид с так раздражающим ее орденом могли полностью уяснить, что главное — в прекрасном будущем, а не в тех досадных исключениях, которые пока еще кое-где встречаются у отдельных граждан. Но лейтенант терпеливо ждал, что последует далее, а старик, усевшись, вновь вперил тоскливый взор свой куда-то сквозь начальницу, сквозь стены и, кажется, сквозь само время. Это было досадно, и Кира Сергеевна позволила себе пошутить: — Бывают, знаете, пятна и на мраморе. Но ведь благородный мрамор остается благородным мрамором и тогда, когда на него падает тень. Сейчас мы покажем вам, товарищи, на кого пытаются бросить тень. — Она зашуршала бумагами. — Вот, например, Валера. Прекрасные математические данные, неоднократный победитель математических олимпиад. Здесь копии его почетных грамот, можете ознакомиться. Далее, скажем, Славик... — Второй Карпов!—решительно перебил физрук. — Блестящая глубина анализа, и в результате — первый разряд. Надежда области, а возможно, и всего Союза—говорю как специалист. — А Игорек? — робко вставила вожатая. — Поразительное техническое чутье. Поразительное! Его показывали даже по телевизору. — А наш изумительный полиглот Дениска? — подхватила Кира Сергеевна, невольно заражаясь восторженностью подчиненных.—Он уже овладел тремя языками. Вы сколькими языками владеете, товарищ милиционер? Лейтенант серьезно поглядел на начальницу, скромно кашлянул в кулак и тихо спросил: — А ты сколькими языками овладел, дед? За шестого орден-то дали, так вроде? Старик задумчиво кивнул, и весомый орден качнулся на впалой груди, отразив позолотой солнечный лучик. И опять наступила неуютная пауза, Кира Сергеевна уточнила, чтоб прервать ее: — Товарищ фронтовик вам дедом приходится? — Он всем дедом приходится, — как-то нехотя пояснил лейтенант. -— Старики да дети — всем родня: этому меня бабка еще в зыбке учила. — Странно вы как-то объясняете, — строго заметила Кира Сергеевна. — Мы понимаем, кто сидит перед нами, не беспокойтесь. Никто не забыт и ничто не забыто. — Мы каждую смену проводим торжественную линейку у обелиска павшим, — поспешно пояснила вожатая.—Возлагаем цветы! — Мероприятие, значит, такое? — Да, мероприятие! — резко сказал физрук, решив опять защищать женщин. — Не понимаю, почему вы иронизируете над средствами воспитания патриотизма. — Я это... Я не иронизирую.— Лейтенант говорил негромко и очень спокойно, и поэтому все в комнате злились. Кроме старого фронтовика. — Цветы, салюты — это все правильно, конечно, только я не о том. Вот вы о мраморе говорили. Мрамор — это хорошо. Чисто всегда. И цветы класть удобно. А что вот с таким дедом делать, которого еще в мрамор не одели? Который за собой ухаживать не может, который в штаны, я извиняюсь... да к водке тянется, хоть ты связывай его! Чем он тех хуже, которые под мрамором? Тем, что помереть не успел? — Простите, товарищ, даже странно слышать. А льготы инвалидам войны? А почет? Государство заботится... —Вы, что ли, государство? Я же не о государстве, я о ваших пионерах говорю. И о вас. — И все-таки!—Кира Сергеевна выразительно постучала по столу карандашом. — И все-таки я настаиваю, чтобы вы изменили формулировку. — Что изменил? — переспросил участковый. — Формулировку. Как неправильную, вредную, даже аполитичную, если смотреть в корень. — Даже? — переспросил милиционер и опять неприятно усмехнулся. — Не понимаю, чего усмехаетесь? — пожал плечами физрук. — Доказательства есть? Нету. А у нас — есть. Есть! Получается, что клевету поддерживаете, а это, знаете, чем пахнет? — Плохо пахнет, — согласился лейтенант. — Скоро почувствуете. Он говорил с горечью, без всяких угроз и намеков, но тем, кому он это говорил, слышалась не горечь, а скрытые угрозы. Им представлялось, что участковый темнит, что-то сознательно не договаривает, и поэтому они опять замолчали, лихорадочно соображая, какие козыри выкинет противник и как эти козыри следует бить. — Конь, он как человек, — неожиданно вклинился старик и опять задвигал ногами. — Он только не говорит, он только понимает. Он меня спас, Кучум звать. Статный такой Кучум, гнедой. Счас, счас. Инвалид встал и начал суетливо расстегивать пуговицы рубашки. Тяжелый орден, обвиснув, раскачивался на скользкой ткани, а дед, бормоча «счас, счас», все еще возился с пуговицами. — Он, что, раздевается? — шепотом спросила старшая пионервожатая. — Скажите, чтоб перестал. — Он вам второй орден покажет, — сказал лейтенант. — На спине. Не совладав со всеми пуговицами, старик стащил рубашку через голову и, не снимая с рук, повернулся. На худой, костлявой спине его под левым плечом был виден бурый полукруглый шрам. — Это зубы его, зубы, — все еще стоя к ним спиной, говорил дед. — Кучума, значит. Контузило меня на переправе, так в воду оба и упали. Я, это, соображения не имел, а Кучум — вот. Зубами за гимнастерку да вместе с мясом, чтоб покрепше. И выволок. И упал сам. Помер. Осколком у него ребра выломало, и кишки за ним волочились. — Какая гадость, — сказала вожатая, став пунцовой, как галстук. — Кира Сергеевна, что же это такое? Это издевательство какое-то, Кира Сергеевна. — Одевайся, дед, — вздохнул лейтенант, и опять никто не почувствовал его боли и заботы: все своей боли боялись. — Простудишься, так тебя никакой Кучум больше не вытащит. — Ах, коник был, ах, коник!—Старик надел рубашку и повернулся застегиваясь. — Мало живут они, вот беда. Все никак до добра дожить не могут. Не успевают. Бормоча, он заталкивал рубашку в брюки, улыбался, а по морщинистому, покрытому седой щетиной лицу текли слезы. Желтые, безостановочные, лошадиные какие-то. — Одевайся, дедушка, — тихо сказал милиционер. — Дай я тебе пуговку застегну. Он стал помогать, и инвалид благодарно уткнулся ему в плечо. Потерся и вздохнул, будто старая, усталая лошадь, так и не дожившая до добра. — Ах, Коля, Коля, дал бы ты мне три рубля... — Родственник! — вдруг торжествующе выкрикнула Кира Сергеевна и резко хлопнула ладонью по столу. — Скрывали, путали, а сами привели юродствующего родственника. С какой целью? Под фонарем ищете, чтобы виноватого обелить? — Конечно, это же ваш собственный дед! — тотчас же подхватил физрук. — Это ж видно. Невооруженным глазом, как говорится. — Мой дед в братской под Харьковом лежит, — сказал участковый. — А это не мой, это колхозный дедушка. А кони, которых ваша великолепная шестерка угнала, то его были кони. Колхоз их, коней этих, ему, Прокудову Петру Дементьевичу, передал. — Насчет «угнали», как вы употребили, доказать еще придется, — внушительно отметила Кира Сергеевна. — Я не позволю чернить вверенный мне детский коллектив. Можете официально заводить «дело», можете, а сейчас покиньте мой кабинет. Я подчиняюсь непосредственно области и буду разговаривать не с вами и не с колхозным дедом, а с соответствующими компетентными товарищами. — Вот, значит, и познакомились, — сказал лейтенант, усмехнувшись. Надел фуражку, помог старику подняться. — Пойдем, дед, пойдем. — Дал бы три рубля... — Не дам! — отрезал участковый, обернулся к начальнице, усмехнулся невесело. — Не беспокойтесь, не будет никакого дела. Кони были списаны с колхозного баланса, и иск предъявлять некому. Ничейные были кони. — Ах, кони, кони, — завздыхал старик. — Теперь машину ласкают, а коней бьют. И никак им теперь не дожить до жизни своей. — Позвольте... — Кира Сергеевна растерялась едва ли не впервые в своей начальнической практике, поскольку поступок собеседника не укладывался ни в какие рамки. — Если нет «дела», так зачем же... — Она медленно встала. — Как вы смели? Это недостойное подозрение, это... Я так не оставлю. Я немедленно поставлю в известность вашего начальника, слышите? Немедленно. — Ставьте в известность, — сказал лейтенант. — А потом пошлите кого-нибудь конские трупы зарыть. Они за оврагом в роще. — Ах, кони, коники!—опять заныл старик, и слезы капали на нейлоновую рубашку. И все молчали. И была такая растерянность, что когда участковый сказал физруку: «Вы лично отвечаете», тот лишь кивнул с послушной поспешностью. — Они, значит, что... умерли? — спросила вожатая.

ПАРФИ: — Они, значит, что... умерли? — спросила вожатая. — Пали, — строго поправил лейтенант, глядя в доселе такие безмятежные глаза. — От голода и жажды. Ваши ребята, накатавшись, к деревьям их привязали, а сами уехали. По домам. Кони все объели, до чего дотянуться могли: листву, кусты, кору древесную. А привязаны были высоко и коротко, так что и пасть им не удалось: висят там на уздечках. — Он достал из кармана несколько фотографий, положил на стол. — Туристы мне завезли. А я — вам. На память. Женщины и физрук с ужасом смотрели на оскаленные, задранные к небу мертвые лошадиные морды. Дрожащий корявый палец влез в поле их зрения, ласково провел по фотографии. — Это—Сивый Старик меринок был, больной, а глянь, только справа все обглодал. А почему? А потому, что слева Пулька была привязана, древняя такая кобылка. Так он ей оставлял. Кони, они жалеть умеют... — Пойдем, дед! — звенящим голосом выкрикнул лейтенант. — Что ты им объясняешь! Хлопнула дверь, затихло старческое бормотание, скрип милицейских сапог, а они все еще никак не могли оторвать глаз от облепленных мухами лошадиных морд с навеки застывшими глазами. И только когда крупная слеза, сорвавшись с ресниц, ударилась о глянцевую бумагу, Кира Сергеевна очнулась. — Этих, — она потыкала в фотографии, — спрятать... то есть, закопать поскорее, нечего зря детей травмировать. — Порылась в сумочке, достала десятку, протянула, не глядя, физруку. — Инвалиду передайте, он помянуть хотел, уважить надо. Только чтобы милиционер не заметил, а то... И намекните, чтобы не болтал понапрасну. — Не беспокойтесь, Кира Сергеевна,—заверил физрук и поспешно вышел. — Я тоже пойду, — не поднимая головы, тихо сказала вожатая. — Можно? — Да, конечно, конечно. Кира Сергеевна дождалась, когда затихнут шаги, прошла в личный туалет, заперлась там, изорвала фотографии, бросила клочки в унитаз и с огромным облегчением спустила воду. А почетный пенсионер колхоза Петр Дементьевич Прокудов, бывший разведчик кавкорпуса генерала Белова, тем же вечером умер. Умер он в зимней конюшне, где до сей поры так замечательно пахло лошадьми.

ПАРФИ: Макет проект конюшни

ПАРФИ: Сайт строителей конюшен http://www.applevalleybarns.com/

ПАРФИ: Вот это и называется КРЕАТИФФ или творческий подход, к изданию ТЕХНИКА БЕЗОПАСНОСТИ во время *верховой езды Фотографии увеличиваются по-клику(!)

ПАРФИ: 1.

ПАРФИ: 2.

ПАРФИ: 3.

ПАРФИ: 4.

ПАРФИ: 5.

ПАРФИ: 6.

ПАРФИ: 7.

Otis : ПАРФИ надеюсь, ты это видела только в инете...

ПАРФИ: Otis пишет: ты это видела только в инете... Всё гораздо хуже Женя Матузов, папин ученик и директор "Аванпоста" участвовал и придумал это,(см. его на фото №6) он мне и прислал, с "угрозами" Публикация планируется в ближайшем номере журнала инструктора поучаствовали в проекте модного журнала Animal Style.

ПАРФИ: ТБ при ВЕ в проекте модного журнала Animal Style 8.

ПАРФИ: 9.

ПАРФИ: 10.

ПАРФИ: 11.

ПАРФИ: 12.

ПАРФИ: 13.

ПАРФИ: 14.

ПАРФИ: 15.

ПАРФИ: Корм для лошадей Описание: Советские бойцы кормят лошадей соломенными лаптями, которые делали себе немцы ,чтобы спастись от холода .Сталинградский фронт.

ПАРФИ: Знаешь ли ты лошадей? тест http://children.kulichki.net/vopros/horse2.htm 1. Знатоки определяют возраст лошади... по изношенности зубов. по изношенности копыт. по паспорту. -------------------------------------------------------------------------------- 2. Дареному коню не смотрят... в зубы. в глаза. под хвост. -------------------------------------------------------------------------------- 3. Как звали коня Александра Македонского? Россинант. Буцефал. Зорька. -------------------------------------------------------------------------------- 4. Как звали коня Дон Кихота? Россинант. Буцефал. Санчо. -------------------------------------------------------------------------------- 5. Какова была "лошадиная фамилия" из рассказа А.Чехова? Сухово-Кобылин. Овсов. Буденный. -------------------------------------------------------------------------------- 6. Как ходит шахматный конь? Буквой Г. Буквой Ж. Как ему вздумается - это ведь животное! -------------------------------------------------------------------------------- 7. Предыдущий (в сравнении с 2002) год Лошади был... 20 лет назад. 12 лет назад. Да я каждый год как лошадь... -------------------------------------------------------------------------------- 8. Лошадь относится... к парнокопытным. к непарнокопытным. к членистоногим. Результаты своих знаний можно узнать пройдя по ссылке http://children.kulichki.net/vopros/horse2.htm

ПАРФИ: ПАРФИ пишет: книжная полка ЭЛЬБЕРФЕЛЬДСКИЕ ЛОШАДИ МОРИС МЕТЕРЛИНК /Maurice Maeterlinck/ Глава 4 из книги «Неизвестный гость» /The unknown guest/ 1924 год Текст из e-библиотеки Project Gutenberg (http://promo.net/pg), January, 2000 [Etext #2033] Английский текст этой главы можно также получить по адресу: http://www.learnlibrary.com/unknown-guest/unknown-guest_4.htm Перевод на английский: Alexander Teixeira de Mattos Сканирование: Dianne Bean of Phoenix, Arizona. Перевод на русский: Алексей Адамец (TriA), alad@mail.ru http://tria.nm.ru/elberfeld/elberfeld.htm Вильгельм фон Остен с Умным Гансом /Wilhelm von Osten/. 1 Сначала я коротко коснусь некоторых фактов (если для кого-то они еще неизвестны), которые необходимо знать тому, кто желает полностью разобраться в удивительной истории Эльберфельдских лошадей. За подробным объяснением я могу сослаться на замечательную работу Карла Кралля «Мыслящие животные» /Karl Krall, “Denkende Tiere”/ (Лейпциг, 1912) которая является первым и главным источником информации среди остальной библиографии, что уже предполагает немалую её важность. В конце девятнадцатого века в Берлине жил старый мизантроп по имени Вильгельм фон Остен /Wilhelm von Osten/. Он был человеком с небольшими доходами, слегка эксцентричным по характеру и одержимым одной идеей: разумностью животных. Он начал с того, что предпринял попытку обучения лошади, не принесшую ему никаких определенных результатов. Но в 1900 году он стал владельцем орловского рысака /Russian stallion/ по имени Ганс, к имени которого вскоре был добавлена гомерическая и вполне заслуженная приставка Kluge, то есть Умный. Жеребцу было предназначено перевернуть все наши представления о психологии животных и поставить вопросы, которые стоят в ряду самых неожиданных и самых захватывающих проблем, с которыми когда-либо встречался человек. Благодаря стараниям фон Остена, терпение которого (в отличие от того, что можно было бы подумать) никоим образом не было ангельским, но походило скорее на неистовое упорство, лошадь быстро добилась выдающихся успехов. Этот прогресс был очень точно описан профессором Клапаредом /E. Claparede/ из Женевского университета в его прекрасной монографии об Эльберфельдских лошадях: «После ознакомления его с различными общими идеями, такими как лево, право, верх, низ и так далее, хозяин начал обучать его арифметике интуитивным методом. Ганса подвели к столу, на котором были поставлена сначала одна, затем две, а затем несколько небольших кеглей. Фон Остен, стоя на коленях возле Ганса, произносил соответствующие числа, в то же время заставляя его стучать копытом столько раз, сколько кегель было на столе. Затем кегли были заменены написанными на доске цифрами. Результаты были поразительными. Лошадь была способна не только считать (то есть столько раз ударять копытом, сколько ее просили), но также самостоятельно выполнять настоящие вычисления, решать простые задачки… Но Ганс мог делать больше, чем простые сложения: он знал, как читать; он был музыкантом, отличающим гармоничные и диссонансные аккорды. Он также имел экстраординарную память: он мог сообщить число каждого дня текущей недели. Короче говоря, он выполнял все задания, которые может выполнить способный четырнадцатилетний школьник».

ПАРФИ: 2 Скоро распространились слухи об этих любопытных экспериментах, и в небольшой дворик конюшни, в котором фон Остен работал со своим уникальным учеником, начали стекаться посетители. За дело взялись газеты, и разразились горячие дебаты между теми, кто верил в подлинность феномена, и теми, кто видел в нем не более чем неприкрытый обман . В 1904 году был создана научная комиссия, состоящая из профессоров психологии и физиологии, директора зоосада, циркового менеджера, ветеринарного хирурга и офицеров-кавалеристов. Комиссия не обнаружила ничего подозрительного, но не отважилась ни на какие объяснения. Затем была создана вторая комиссия, в число членов которой входил Оскар Пфунгст /Herr Oskar Pfungst/ из берлинской лаборатории психологии. После длительной серии экспериментов Пфунгст составил объемный и сокрушительный отчет, в котором он утверждал, что лошадь не была наделена разумом; что она не различала ни букв, ни цифр; что она не знала ни как вычислять, ни как считать – а просто подчинялась незаметным, очень легким бессознательным жестам, которые невольно производил ее хозяин. Общественное мнение сменило курс неожиданно и бесповоротно. Люди ощущали что-то вроде полутрусливого облегчения от созерцания быстрого крушения чуда, которое грозило устроить беспорядок в их самодовольном немногочисленном наборе непреложных истин. Напрасно протестовал бедный фон Остен: никто его не слушал; вердикт был вынесен. Он уже не оправился от этого официального удара; он стал посмешищем для всех тех, кого он вначале изумлял; и он умер, одинокий и ожесточенный, 29 июня 1909, в возрасте семидесяти одного года.

ПАРФИ: 3 Но он оставил последователя, вера которого не была ослаблена общим поражением. Преуспевающий эльберфельдский промышленник, Кралль, очень заинтересовался трудами фон Остена, в течение последних лет жизни старика активно поддерживал, и даже при случае направлял, обучение замечательного жеребца. Фон Остен завещал ему Умного Ганса; со своей стороны, Кралль купил двух арабских жеребцов, Мухаммеда /Mohammed/ и Царифа /Zarif/, которые своими достижениями вскоре превзошли первопроходца. Проблема была поставлена заново, события совершили энергичный и решительный поворот, и вместо утомленного и эксцентричного старика, обескураженного почти до угрюмости и не имеющего оружия для борьбы, критики этого чуда обнаружили, что им теперь противостоит новый противник, молодой и отважный, одаренный выдающимся научным инстинктом, остроумный, эрудированный и способный постоять за себя. Кроме того, его методы обучения существенно отличались от методов фон Остена. Странно, но в глубине довольно необычной и запутанной души старого энтузиаста понемногу выросло что-то вроде ненависти к его четвероногому ученику. Он чувствовал, что гордость и вспыльчивость жеребца будут сопротивляться ему с упрямством, которое он называл дьявольским. Они противостояли как два врага; и уроки едва не принимали форму трагической и скрытой борьбы, в которой душа животного восставала против господства человека. Кралль же, наоборот, обожал своих учеников; и эта атмосфера любви в некотором смысле очеловечила их. Больше не было тех резких движений дикой паники, которые проявляли врожденный страх покладистой и вышколенной лошади перед человеком. Он говорил с ними неторопливо и нежно, как отец может говорить со своими детьми; и у нас было странное ощущение, что они слушали то, что он им говорил, и всё понимали. Если было похоже, что они не усвоили идею объяснения или демонстрации – он начинал всё с самого начала, с материнским терпением разбирая и излагая другими способами по десять раз подряд. И их продвижение было стремительнее и намного поразительнее прогресса старого Ганса. В течение двух недель первых занятий Мухаммед уже делал простые сложения и вычитания довольно-таки правильно. Он научился отличать единицы от десятков, отбивая единицы правым копытом, а десятки левым. Он знал значение символов «плюс» и «минус». Через четыре дня он начал осваивать умножение и деление. За четыре месяца он узнал, как извлекать квадратные и кубические корни; и вскоре научился составлять слова и читать с помощью условного алфавита, изобретенного Краллем. Этот алфавит, на первый взгляд, казался довольно сложным. В сущности, это лишь временное решение; но возможно ли было придумать что-нибудь лучше? Увы – у лошади, которая практически не имеет голоса, есть только один способ выражения: неуклюжее копыто, созданное совсем не для перевода мыслей в слова. Поэтому пришлось изобрести, как в спиритизме, специальный алфавит, в котором каждой букве соответствует определенное количество ударов правой и левой ногой. Например, чтобы обозначить букву Е, жеребец ударит один раз левой ногой, и один раз правой; букву L – два раза левой ногой и три правой, и так далее. Этот алфавит был так крепко запечатлен в памяти лошадей, что они почти не делали ошибок; и они стучали копытами так быстро, что с непривычки было трудно успевать за ними. Мухаммед и Цариф – а продвижение Царифа было почти таким же, как и у его «одноклассника», хотя он выглядел менее одаренным с точки зрения высшей математики – Мухаммед и Цариф таким способом повторяли слова, сказанные в их присутствии, произносили имена своих посетителей, отвечали на задаваемые им вопросы, и иногда делали небольшие замечания, самопроизвольные высказывания, к которым мы вскоре вернемся. Они создали для собственного пользования невообразимо причудливую фонетическую систему произношения, которую они упрямо отказывались оставить, и которая иногда делала их высказывания довольно трудными для прочтения. Полагая большинство гласных бесполезными, они придерживались почти исключительно согласных; таким образом Zucker /сахар/, к примеру, превращался в ZKR; Pferd /лошадь/ – в PFRT или FRT, и так далее. Я не буду детально излагать множество различных доказательств разумности, которые в изобилии демонстрировали необычные жители этой странной конюшни. Они не только первоклассные вычислители, для которых эти отвратительные дроби и корни не таят в себе никаких секретов: они различают звуки, цвета и запахи, определяют время по циферблату часов, распознают некоторые геометрические фигуры, портреты и фотографии. В результате этих всё более и более убедительных экспериментов, и в особенности после публикации прекрасной работы Кралля «Denkende Tiere» – образца точности и систематизации – перед человеческим разумом была поставлена ясная и определенная проблема, которая, на сей раз, не может быть поставлена под сомнение. Научные комиссии следовали в Эльберфельд одна за другой, порождая массу отчетов. Ученые из каждой страны, включая доктора Эдингера, видного невролога из Франкфурта; профессоров Крамера и Зиглера из Штутгарта; доктора Поля Сарасина с Бали; профессора Оствальда из Берлина; профессора Безредьку из Пастеровского института; доктора Клапаред из Женевского университета; профессора Шоллера и профессора Герке, философа-натуралиста, из Берлина; профессора Гольдштейна из Дармштадта; профессора фон Бутел-Рипена из Олденбурга; профессора Уильяма Макензи из Генуи; профессора Ассаджиоли из Флоренции; доктора Харткопфа из Кельна; доктора Фройденберга из Брюсселя; доктора Феррари из Болоньи и так далее, и так далее – список увеличивался ежедневно – приезжали для изучения на месте этого непостижимого феномена, который доктор Клапаред провозгласил «наиболее сенсационным событием, которое когда-либо происходило в мире психологии». За исключением двух или трех скептиков или убежденных консерваторов, а также тех, кто сделал слишком короткую остановку в Эльберфельде, все были единодушны в признании того, что факт имеет место, и эксперименты проводятся абсолютно честно. Расхождения во мнениях начинались только тогда, когда дело доходило до их комментирования, интерпретации и объяснения.

ПАРФИ: 4 Чтобы завершить это короткое вступление, нужно добавить, что, по прошествии некоторого времени, история эльберфельдских лошадей более не стоит особняком. В Маннхайме /Mannheim/ живет пёс неопределенной породы, проделывающий почти такие же трюки, что и его конкуренты-лошади. Он успевает по арифметике хуже, чем они – но делает сложение, вычитание и умножение одно- и двузначных чисел правильно. Он читает и пишет с помощью ударов лапы в соответствии с алфавитом, который он вроде бы придумал самостоятельно; его правописание также предельно упрощено и фонетизировано. Он различает оттенки в букете цветов, считает деньги в кошельке и отличает марки от пфеннигов. Он знает, как находить и подбирать слова для описания помещенного перед ним объекта или картинки. Вы показываете ему, например, букетик в вазочке – и спрашиваете его, что это. «Стакан с маленькими цветами», отвечает он. /”A glass with little flowers”/ И его ответы часто бывают любопытно непосредственными и оригинальными. Во время упражнений в чтении, среди которых привлекло внимание слово Herbst, т.е. осень, профессор Уильям Макензи спросил его – может ли он объяснить, что такое осень. «Это время, когда есть яблоки», ответил Рольф. Однажды тот же профессор – сам не глядя на то, что он показывает – держал карточку с нарисованными красными и синими квадратами. «Что это?» «Синие, красные – много кубиков», ответил пес. Иногда его остроумные ответы были не без юмора. «Может, ты хочешь, чтобы я что-нибудь для тебя сделала?» однажды спросила его знакомая. И Мастер Рольф серьезно ответил: «Wedelen», что значит «повиляй хвостом!». Рольф, чья слава сравнительно молода, в отличие от своих знаменитых конкурентов из Рейнской провинции, еще не был объектом протокольных обсуждений и бесчисленных обширных докладов. Но случаи, о которых я сейчас упомянул – и которые подтверждены такими людьми, как профессором Макензи и М. Духателом /Duchatel/, ученым и проницательным человеком, вице-президентом Societe Universelle d'Etudes Psychiques (см. интересную лекцию M. Эдмонда Духатела, опубликованную в Annales des Sciences Psychiques, октябрь 1913), который приехал в Маннхайм специально для того, чтобы их изучить – оказались не более спорными, чем события в Эльберфельде, и являются чем-то вроде их повтора или эха. Это не редкость – найти сходство в таких необыкновенных явлениях. Они возникают одновременно в разных местах земного шара, согласуясь друг с другом и множась, как по команде. Поэтому возможно, что мы вскоре увидим еще больше подобных проявлений. Можно сказать, что новый дух витает над миром; и, после пробуждения в людях неосознаваемых ими сил, он сейчас добирается до созданий, которые вместе с нами населяют эту таинственную землю, на которой они живут, страдают и умирают, как и мы – не зная, зачем.

ПАРФИ: 5 Я не был в Маннхайме, но предпринял паломничество в Эльберфельд; и оставался в городе достаточно долго для того, чтобы перенять убеждения, которые разделяли все, кто проделал такое же путешествие. Несколько месяцев назад Кралль, которому я год назад обещал приехать и посмотреть на его удивительных лошадей, был достаточно любезен повторить свое приглашение в более настойчивой манере, добавив, что его конюшня после 15 сентября, возможно, будет закрыта, и что в любом случае он по приказу своего врача будет вынужден прервать на неопределенный период курс обучения, который он нашёл весьма утомительным. Я немедленно выехал в Эльберфельд, который, как известно, является важным промышленным городом Рейнской Пруссии /Rhenish Prussia/, и на самом деле более привлекательный, приятный и живописный, чем можно было ожидать. Я задолго до этого прочитал всё, что было опубликовано по этому вопросу; и я был полностью убежден в подлинности этих событий. И действительно, трудно было бы испытывать сомнения после частых и упорных наблюдений и проверок, которым подвергались эти эксперименты, после проверок самого жесткого типа, часто враждебных и невежливых. Что касается их интерпретаций – я был убежден, что телепатия, то есть передача мыслей одного подсознания другому, оставалась единственной приемлемой теорией, хотя и необычной для этой новой области; и это несмотря на некоторые обстоятельства, которые, казалось бы, прямо её исключают. В отсутствии признаков телепатии, я склонялся к медиумистической или подпороговой (сублиминальной) теории, которая очень умело описана М. де Весмом /M. de Vesme/ в его замечательной лекции, проведенной 22 декабря 1912 года в Societe Universelle d'Etudes Psychiques. Правда, телепатия – особенно в своей предельной форме – обращается прежде всего к подсознательным силам, так что две теории пересекаются более чем в одной точке и часто трудно сказать, где заканчивается одна и начинается другая. Но это обсуждение будет более к месту немного позже.

ПАРФИ: 6 Я нашел Кралля в его ювелирном магазине, который выглядел как дворец Голконды, сияющий и сверкающий самыми драгоценными жемчужинами и камнями мира. Кралль – как нужно помнить, чтобы развеять все подозрения в чисто денежном интересе – богатый промышленник, чья семья три поколения, от отца к сыну, вела ювелирный бизнес, один из самых значительных в Германии. Его исследования, так далекие от того, чтобы принести хоть малейший доход, стоили ему огромную кучу денег, отнимали всё его свободное время и часть того времени, которое он мог бы посвятить бизнесу. И обеспечивали ему, как это обычно случается, больше раздражения, несправедливой критики и сарказма от его сограждан и немногих ученых, чем уважения и признательности. Его работа была, прежде всего, бескорыстной и неблагодарной задачей апостола и первопроходца. Что же касается прочего – Кралль, хотя его вера была активной, страстной и заразительной, не имел ничего общего с мечтателями и «просветленными». Он мужчина около пятидесяти лет, энергичный, внимательный и полный энтузиазма, но в то же время уравновешенный; доступный любой идее и даже любой мечте, но практичный и методичный, снабженный самым неодолимым здравым смыслом. Он сразу внушал чувство полного доверия, искреннего и неограниченного, которое сразу развеивало инстинктивные сомнения, странную неловкость и завуалированную подозрительность, которые обычно стоят между людьми, что встречаются впервые; и можно было сразу признать в нем, всей глубиной свой души, честного человека и надежного друга, которому можно доверять – и пожалеть, что не встретил его раньше. Мы вместе прошли по улицам и вдоль суетливых пристаней Эльберфельда к конюшне, расположенной в нескольких сотнях шагов от магазина. Лошади прогуливались во дворе под тенью липы. Их было четверо: Мухаммед, самый умный и наиболее одаренный из всех, великий математик этой команды; его двойник – Цариф, немного хуже успевающий, менее послушный и умелый, и в то же время более капризный, непостоянный, способный время от времени на приводящие в замешательство выходки; следующий – Гансик /Hanschen/, маленький шотландский пони, вряд ли крупнее собаки-ньюфаундленда, «проказник» этого табунчика, всегда дрожащий от возбуждения, шаловливый, ветреный, непостоянный и вспыльчивый, но постоянно готовый моментально решить для вас самые сложные сложения и умножения, яростно царапая ответ копытом; и, наконец – пухленький и безмятежный Берто /Berto/, внушительный черный жеребец, совершенно слепой и лишенный обоняния. Он был в обучении всего несколько месяцев и всё ещё находится, так сказать, в подготовительной группе, но уже делает – несколько неуклюже, но с большим благодушием и добросовестностью – несложные сложения и вычитания, почти такие же, как и многие дети сходного возраста. В углу – Кама /Kama/, молодой слон двух или трех лет, размером с чрезмерно «раздутого» осла, вращающий озорными и немного жульническими глазами под прикрытием своих широких ушей, похожих на огромные листы ревеня, и своим скрытным, вкрадчивым хоботом осторожно берущий всё, что он считает пригодным для еды – то есть практически всё, что там валяется на булыжниках. На него возлагались огромные надежды, но до сих пор он не оправдывал всех ожиданий: он был «отстающим учеником» в этом заведении. Возможно, он всё еще слишком молод: его маленькая слоновья душа без сомнений походила на младенца, который, вместо рук и ног, играет своим огромным носом, чтобы исследовать и разведать мироздание. Его внимание невозможно было удержать; и когда перед ним раскладывали его алфавит из съемных букв, он, вместо того, чтобы называть буквы, на которые ему указывали, снимал их с креплений, чтобы тайком проглотить. Он приводил в уныние своего доброго хозяина, который в ожидании проявления разума и мудрости, обещанных легендами о слонах, оставил его в удовлетворенном состоянии невежества, скрашенном практически ненасытным аппетитом.

ПАРФИ: 7 Но я захотел увидеть великого первопроходца, Умного Ганса. Он все еще жив. Он пожилой: ему должно быть шестнадцать или семнадцать, но и его солидный возраст, увы, не исключает тех губительных неприятностей, от которых страдают и люди на закате своей жизни! Ганс, как оказалось, повел себя плохо, и упоминался не иначе, как в сомнительном смысле. Неблагоразумный или мстительный конюх (я забыл, который) завел во двор кобылу – и Ганс Непорочный, который до этого вел аскетический и монашеский образ жизни, давший обет безбрачия, посвятивший себя науке и целомудренному обаянию цифр, Ганс Безупречный, тотчас же совсем потерял голову и распорол себе брюхо о подвесное заграждение денника. Пришлось вкладывать обратно его внутренности и зашивать живот. Он сейчас влачит деревенское существование на лугах за городом. Воистину – о жизни нельзя судить, пока она полностью не прожита, и мы не можем быть уверенными ни в чём до самой смерти.

ПАРФИ: 8 Перед началом заседания, пока хозяин проводил свой утренний обход, я пошел к Мухаммеду, поговорил с ним, похлопал, между тем заглядывая прямо в его глаза в попытке уловить проблеск гения. Красивый конь, породистый, в отличной форме, спокойный и доверчивый, как собака; он вёл себя чересчур любезно и дружелюбно, попытавшись от души меня облизать и подарить мне несколько могучих поцелуев – которых я постарался избежать, потому что они были немного неожиданными и слишком уж несдержанными. Выражение его ясных глаз глубокое, серьезное и отдаленное, но оно никоим образом не отличается от выражения глаз его собратьев, которые за тысячи лет не видели от человека ничего, кроме жестокости и неблагодарности. Если бы могли прочитать в них хоть что-нибудь, вряд ли это было бы теми недостаточными и напрасными маленькими усилиями, которые мы называем мыслями; но скорее неопределенная, безбрежная тревога, затуманенное слезами сожаление о безграничных, прорезанных реками равнинах, где его предки резвились на воле до того, как узнали ярмо человека. В любом случае – привязанный за недоуздок к двери конюшни, отмахивающийся от мух и рассеянно стучащий копытом по настилу, Мухаммед выглядел просто как хорошо обученная лошадь в ожидании своего седла или упряжи, и прячущая свой новый секрет так же глубоко, как и все остальные, что вложены в нее природой.

ПАРФИ: 9 Но меня уже звали занять свое место в той части конюшни, где проходили занятия. Это маленькая комната, пустая и голая, с разбросанным по полу торфяным мхом и покрашенными в белый цвет стенами. Лошадь отгорожена от присутствующих людей деревянной стойкой по грудь высотой. Напротив четвероногого ученика находится прибитая к стене школьная доска, и с одной стороны ящик для зерна, который служит сиденьем для наблюдателя. Ввели Мухаммеда. Слегка нервничающий Кралль не скрывает своего беспокойства. Его лошади – непостоянные животные, изменчивые, капризные и очень чувствительные. Всякие мелочи беспокоят их, сбивают с толку и отвлекают. В это время угрозы, уговоры и даже непреодолимый шарм морковки и хороших ржаных сухариков бесполезны. Они упрямо отказываются выполнять любую работу и отвечают беспорядочно. Всё зависит от их прихотей, от погоды, утреннего кормления или от впечатления, которое произвел на них посетитель. Однако Кралль, похоже, знал по некоторым невидимым признакам, что сегодняшний день не станет неудачным. Мухаммед дрожал от возбуждения, громко фыркал, издал серию невнятного тихого ржания: прекрасные признаки, как оказалось. Я уселся на ящик. Хозяин, стоя возле доски с мелом в руке, представил меня Мухаммеду в надлежащей форме, как человеку: «Мухаммед, внимание! Этот дядя» – он указал на меня – «приехал специально для того, чтобы почтить тебя своим визитом. Постарайся не разочаровать его. Его зовут Матерлинк.» Кралль произносил первый слог на немецкий манер: Ма. «Ты понял: Матерлинк. А сейчас покажи ему, что ты знаешь буквы, и что ты можешь произнести его имя правильно, как умный мальчик. Начинай – мы слушаем». Мухаммед издал короткое ржание, и сделал на небольшой переносной дощечке у его ног несколько ударов сначала правым копытом, затем левым – которые соответствовали букве М в условном алфавите, что использовался лошадьми. Затем, одну за другой, без остановок и размышлений, он отстучал буквы A D R L I N S H, представляя неожиданное видение, в котором мое скромное имя представало в лошадиных мыслях и фонетике. Его вниманию был представлен факт наличия ошибок. Он с готовностью согласился и заменил S H сначала на G, а затем G на K. Настаивали, чтобы он сменил T на D; но Мухаммед, удовлетворенный своей работой, помотал головой, выражая несогласие, и отказался делать дальнейшие исправления.

ПАРФИ: 10 Я вас уверяю, что первое впечатление было довольно сильным и волнующим, хотя этого надо было ожидать. Я хорошо знаю, что когда описываешь подобные вещи, очень легко быть введенным в заблуждение, ослепленным несомненным детским миражом искусно запутанной сцены. Но какие хитросплетения, какие иллюзии могли быть здесь? Была ли здесь на самом деле ложь? Почему, чтобы согласиться с тем, что лошадь понимает и интерпретирует слова своего хозяина, надо просто принять самую экстраординарную часть этого феномена! Имеем ли мы дело с тайными прикосновениями или условными знаками? Насколько простодушными бы мы ни были – кто-нибудь обязательно заметил бы их раньше лошади, даже гениальной лошади. Кралль никогда не держал руку на животном; он передвигался вокруг небольшого стола, на котором не было никаких приспособлений; большую часть времени он стоял позади лошади, где она не могла его видеть, или приходил и садился рядом с его гостем на этом безобидном ящике, занимая себя, во время занятий со своим учеником, составлением протокола урока. Он также с самой безмятежной готовностью соглашался на любые ограничения или тесты, которые вы ему могли предложить. Я уверяю вас, что на самом деле всё было намного проще и яснее, чем в подозрениях кабинетных критиков, и что самый недоверчивый ум в мире не сможет найти ни малейшего следа жульничества в открытой, здоровой атмосфере этой старой конюшни. «Но», кто-нибудь может сказать, «Кралль, который знал, что Вы приедете в Эльберфельд, конечно, тщательно отрепетировал свое небольшое упражнение в произношении, которое, очевидно, является лишь тренировкой памяти». Для успокоения совести, хотя я и не считал это возражение серьезным, я представил его Краллю, который сразу же сказал: «Попробуйте сами. Продиктуйте лошади любое немецкое слово из двух или трех слогов, четко его выговаривая. Я выйду из конюшни и оставлю Вас наедине с ним». И вот мы с Мухаммедом одни. Сознаюсь, что я был слегка испуган. Я множество раз чувствовал себя намного более комфортно даже в присутствии великих людей и правителей мира. С кем на самом деле я имею дело? Однако я собрал всю свою храбрость и громко произнес первое слово, которое пришло на ум – название отеля, в котором я остановился: Weidenhof (Вайденхоф). Сначала Мухаммед, который выглядел слегка озадаченным отсутствием своего хозяина, похоже, не слушал меня и даже не соизволил заметить, что я был там. Но я неустанно повторял, меняя интонации, по очереди вкрадчиво, угрожающе, умоляюще и командно: "Weidenhof! Weidenhof! Weidenhof!" В конце концов, мой таинственный компаньон неожиданно решил прислушаться ко мне и сразу же небрежно простучал эти буквы, которые я записывал на доске по мере их поступления: WEIDNHOZ. Это великолепный образец лошадиного правописания! Торжествующий и смущенный, я позвал Кралля вовнутрь, который, уже привыкший к этому чуду, посчитал его естественным, но нахмурил брови: «Что это, Мухаммед? Ты опять сделал ошибку. В конце слова надо было поставить F, а не Z. Исправь это немедленно, пожалуйста.» И послушный Мухаммед, признавая свою ошибку, выдал три удара правым копытом, за ним четыре удара левым, которые представляли собой самую замечательную букву F, о которой можно было бы просить. Отметьте, кстати, логику его фонетического письма: вопреки своей привычке, он выдал немую E после W, потому что она здесь важна; но, обнаружив её вместе с буквой D, он посчитал её излишней и своевольно выбросил. Вы протираете глаза, задавая себе вопрос, на самом ли деле вы присутствуете перед этим очеловеченным феноменом, этой неизвестной силой, этим новым существом. Всё это – это ли было тем, что они прятали в своих глазах, наши молчаливые братья? Вам стыдно за столь долгую несправедливость. Вы оглядываетесь в поисках каких-либо следов тайны, очевидных или незаметных. Вы ощущаете себя атакованным в вашей самой сокровенной цитадели, где вы пребывали в полной уверенности и недосягаемости. Вы чувствуете дыхание бездны на своем лице. Вы не могли быть удивлены сильнее, даже если бы неожиданно услышали голос мертвеца. Но самая поразительная вещь в том, что вы не будете долго удивляться. Мы все, не познавшие даже сами себя, живем в ожидании необычного; и, когда оно наконец случается, то волнует нас намного меньше, чем само его ожидание. Это как будто что-то вроде высшего инстинкта, который знает всё, который всегда в курсе всех тех чудес, что нависают над нашими головами, и который заранее успокаивает нас и помогает нам с легкостью войти в сферу сверхъестественного. Нет ничего, к чему бы мы выросли более приученными и готовыми, чем к чудесам; и лишь впоследствии, при осмыслении, наш рассудок, который почти ничего не понимает, оценивает значительность некого феномена.

ПАРФИ: 11 Но Мухаммед демонстрировал достаточно ясные признаки нетерпения, показывая, что с него достаточно правописания. Поэтому, в качестве развлечения и вознаграждения, его добрый хозяин предложил извлечь несколько квадратных и кубических корней. Мухаммед выглядел довольным: это его любимые задачки: они интересовали его больше всего, не считая самых трудных умножений и делений. Он несомненно думал, что они ему подчиняются. Поэтому Кралль записал на доске различные числа, которых я не запомнил. Более того, так как никто сейчас не оспаривает тот факт, что лошади с легкостью с ними справляются, вряд ли будет интересно приводить здесь несколько достаточно страшных задачек, бесчисленные варианты которых можно обнаружить в отчетах и докладах об экспериментах, подписанных докторами Макензи и Харткопфом, Овербеком, Клапаредом и многими другими. Что в особенности производит впечатление – так это легкость, быстрота, и я бы даже сказал – радостная беззаботность, с которой эти странные математики дают ответы. Последняя цифра задания еще дописывается на доске, а правое копыто уже отбивает единицы, и левое немедленно следует за ним, отбивая десятки. Нет никаких признаков рассмотрения или размышления; никто даже не может заметить тот момент, в который лошадь смотрит на задачу: кажется, что ответ появляется немедленно, от невидимого разума. Ошибки редки или часты в зависимости от того, хороший или плохой этот день для лошади; но, как только ей указывают на ошибки, она почти всегда их исправляет. Нередко цифры бывают переставлены: 47, например, превращается в 74; но лошадь без возражений ставит их на место, если ее просят. Я был совершенно ошарашен; но, возможно, эти задачки были приготовлены заранее? Если бы это было так, это всё равно было бы замечательно – но всё же менее удивительно, чем настоящее их решение. Кралль не прочел это подозрение в моих глазах, потому что они его не показывали; и всё же, что бы развеять даже тень сомнения, он попросил меня самого написать на доске число, из которого лошадь должна будет извлечь корень. Я должен здесь признаться в унизительной невежественности, которая является позором всей моей жизни. Я не имел ни малейшего понятия о тайнах, скрытых в этих заумных и запутанных действиях. Я успевал в гуманитарных науках так же, как все остальные; но, после выхода за границы полезных и привычных умножений и делений, я обнаружил невозможным для себя продвигаться дальше в безжизненные, ощетинившиеся цифрами сферы, где правят квадратные и кубические корни, вместе со всевозможными видами чудовищных степеней – бесформенные и безликие, внушающие мне неодолимый ужас. Все надоедания моих прекрасных учителей разбивались о невозмутимую глухую стену. Постепенно придя в уныние, они оставили меня в моем печальном невежестве, предсказывая мне самое безотрадное будущее, наполненное горькими сожалениями. Я должен сказать, что до настоящего времени я едва ли испытывал исполнения этих мрачных предсказаний, но вот и пришел час для искупления грехов моей молодости. Тем не менее, я сделал невозмутимое лицо, и, взяв наугад первые цифры, которые пришли ко мне в голову, я жирно написал на доске огромное и очень дерзкое число. Мухаммед оставался неподвижным. Кралль строго заговорил с ним, приказывая поторопиться. Мухаммед поднял свою правую ногу, но не опустил. Кралль терял терпение, сыпал уговорами, обещаниями и угрозами; копыто оставалось в воздухе, как будто в знак хороших намерений, которые не могут быть реализованы. Затем мой хозяин обернулся, посмотрел на задачку и спросил меня: «Дает ли это целый корень?» Целый? Что он имеет в виду? А что – бывают корни, которые ...? Но я не отважился продолжать; моя позорная необразованность внезапно вспыхнула у меня в глазах. Кралль снисходительно улыбнулся, и, даже не пытаясь дополнить мое образование – которое всё равно слишком запоздало, чтобы позволить хоть малейшую надежду на это – старательно решил задачку и объявил, что лошадь была права в своем отказе дать отсутствующее решение.

ПАРФИ: 12 Мухаммед получил наши благодарности в виде щедрой порции моркови; и мне был представлен ученик, чьи познания не так уж сильно возвышались над моими: Гансик, маленький пони, быстрый и живой, как большая крыса. Как и я, он никогда не продвигался дальше элементарной арифметики; так что мы должны лучше понимать друг друга и быть на равных условиях. Кралль попросил у меня два числа для умножения. Я дал ему 63 x 7. Он умножил их и записал результат на доске, а за ним знак деления: 441 / 7. Гансик немедленно, со скоростью, за которой трудно было уследить, выдал три удара, более похожих на три неистовых царапанья, своим правым копытом, и шесть левым, что давало 63 – мы не должны забывать, что на немецком языке говорят не «шестьдесят три», а «три и шестьдесят». Мы поздравили его; и, чтобы показать свое удовлетворение, он проворно перевернул число, отметив 36, а затем опять поставил цифры правильно, процарапав 63. Он определенно был доволен собой и жонглировал цифрами. И сложения, вычитания, умножения и деления следовали одно за другим; числа давал я сам, чтобы убрать любые намеки на сговор. Гансик редко ошибался; и, когда это случалось, у нас возникало очень ясное впечатление, что он ошибался преднамеренно: как озорной школьник, подшучивающий над своим учителем. Решения сыпались градом на небольшую дощечку у его ног; правильные ответы появлялись как по нажатию кнопки. Легкомыслие пони было так же удивительно, как и его мастерство. Но в этой буйной несерьезности, в этой безрассудности, которая выглядела как небрежность, всё же была постоянная и неизменная идея. Гансик копал землю, лягался, подпрыгивал, мотал головой, выглядел так, как будто он никак не может оставаться неподвижным, но никогда не покидал свою дощечку. Интересны ли для него задачки, получает ли он от них удовольствие? Это невозможно сказать; но у него определенно был вид исполняющего долг или работу, которая не подлежит обсуждению, которая важна, необходима и неизбежна. Но урок закончился слишком далеко зашедшей шуткой со стороны ученика, ухватившего своего достойного хозяина за место пониже спины, в которое он вонзил свои непочтительные зубы. Он был строго наказан, лишен положенной морковки, и отправлен с позором обратно в свои личные апартаменты.

ПАРФИ: 13 Затем следовал Берто, большая и лоснящаяся норманнская лошадь. Это было спокойное, величественное, мирное появление слепого гиганта. Его огромные, темные, блестящие глаза были совершенно мертвыми, полностью лишенными рефлексов. Дощечку, на которой выстукивались ответы, он ощущал своими копытами. Он все еще не продвинулся дальше основ математики, и начальная часть его образования была особенно трудной. Его учили понимать величину и значение цифр, знаков сложения и вычитания с помощью легких похлопываний по боку. Кралль говорил с ним так, как отец может говорить со своим самым младшим сыном. Он ласково объяснял ему простейшие действия, которые я предложил ему произвести: два плюс три, восемь минус четыре, четырежды три; он говорил: «Обрати внимание! На этот раз это не плюс три или минус три, а четыре умножить на три!» Берто почти никогда не делал ошибок. Когда он не понимал вопроса, он ждал, пока его нарисуют пальцем у него на боку; и та старательная манера, в которой он работал, как отстающий в развитии или больной ребенок, была бесконечно трогательным зрелищем. Он был намного более усердным и добросовестным, чем его соученики; и мы чувствовали, что в том мраке, в котором он пребывал, эта работа была для него необходима почти как пища – единственная вспышка света и интереса в его существовании. Он определенно никогда не будет конкурентом Мухаммеду, например, который является гением арифметики, Инауди /Inaudi/ среди лошадей; но он -– важное, живое доказательство того, что теория бессознательных и незаметных знаков, единственная, которую немецкие теоретики до сих пор рассматривали всерьез, теперь безусловно несостоятельна. Я еще не говорил о Царифе. Он не входит в число самых лучших; впрочем, в арифметике – он только как менее ученый и более капризный Мухаммед. Он отвечал на большинство вопросов беспорядочно, упрямо поднимая ногу и отказываясь ее опускать, таким образом ясно показывая свое неодобрение; но он решил последнюю задачу правильно, как только ему пообещали гору морковки и никаких больше уроков этим утром. Вошел конюх, чтобы увести его, сделал какое-то движение, или что-то еще, и конь начал шарахаться и становиться на дыбы. «Бессовестный он», серьезно сказал Кралль. И это выражение принимало странный смысл в этой смешанной обстановке, пропитанной чем-то неопределимым из другого мира. Но уже было полвторого, священное обеденное время в Германии. Лошадей отвели к их кормушкам, и люди разошлись, желая друг другу привычного «Mahlzeit». В то время, как мы шли вдоль пристаней черного и грязного Wupper, Кралль сказал: «Как жаль, что Вы не увидели Царифа в его лучшем расположении духа. Он иногда бывает поразительнее Мухаммеда, и преподнес мне парочку невероятных сюрпризов. Например, одним утром я пришел в конюшню и готовился дать ему урок арифметики. Как только он подошел к своей дощечке, сразу же начал стучать копытом. Я не мешал ему, и был поражен тем, что услышал целое предложение, совершенно человеческое предложение, выданное буква за буквой его копытом: ‘Альберт побил Гансика’, вот что он мне сказал в тот день. В другой раз я записал под его диктовку: ‘Гансик укусил Каму’. Как ребенок, встречающий отца после его отсутствия, он чувствовал необходимость проинформировать меня об этих маленьких происшествиях на конюшне; он поведал мне простую хронику скромной и небогатой событиями жизни». Кралль, живущий внутри чуда, воспринимал его, похоже, как нечто естественное и чуть ли не обыденное. Я, погруженный во всё это лишь на несколько часов, воспринимал почти так же спокойно, как и он сам. Я без колебаний верил тому, что он мне рассказывал; и, в присутствии феномена, который, впервые в истории человечества, выдал предложение, которое не было рождено мозгом человека, я задавал себе вопрос: куда же мы идем, где мы находимся, и что лежит перед нами…

ПАРФИ: 14 После обеда эксперименты были продолжены моим неутомимым хозяином. Первым делом, указывая на меня, он спросил Мухаммеда, помнит ли тот имя этого дяди. Лошадь простучала H. Кралль был удивлен и вынес ей отцовское порицание: «Давай внимательнее! Ты же знаешь, что это не H.» Лошадь простучала E. Кралль становился немного раздраженным: он угрожал, он умолял, он обещал то морковку, то страшные кары, такие как позвать Альберта – конюха, который, в особых случаях, призывал ленивых и невнимательных учеников к чувству почтения и приличного поведения, так как Кралль никогда сам не наказывал своих лошадей, чтобы не потерять их дружбу и доверие. Так что он продолжал упрекать: «Ну давай, может, будешь аккуратнее, и не станешь отбивать какие попало буквы?» Мухаммед упрямо шел своим путем и отстучал R. Тут открытое лицо Кралля озарилось: «А он прав», сказал он. «Понимаете ли: H E R, то есть ‘герр’ /Herr/. Он хотел дать вам титул, на который имеет право каждый мужчина, носящий цилиндр или котелок. Но он делает это очень редко, и я совсем забыл об этом. Возможно, он слышал, как я называл Вас герр Матерлинк, и решил соблюдать точность. Эта особая учтивость и этот избыток старания предвещают особенно хороший урок. Ты сделал очень хорошо, Мухаммед, дитя моё, ты сделал очень хорошо и я приношу свои извинения. Поцелуй меня, и мы продолжим». Но Мухаммед, после того, как подарил сердечный поцелуй своему хозяину, всё ещё выглядел нерешительно. Тогда Кралль, чтобы наставить его на путь истинный, заметил, что первая буква моего имени такая же, как первая буква его собственного. Мухаммед отбил K, очевидно думая об имени своего хозяина. В конце концов, Кралль нарисовал большую M на доске, после чего лошадь, как кто-то, внезапно вспомнивший слово, до которого он никак не мог додуматься, отбила одну за одной и без остановок буквы M A Z R L K, которые, лишенные бесполезных гласных, представляли собой любопытное искажение, которое мое имя претерпело с сегодняшнего утра в мозге, что не был человеческим. Ему сказали, что это неправильно. Он, похоже, согласился, слегка потоптался и «написал» M A R Z L E G K. Кралль повторил мое имя и спросил, какую букву надо поменять первой. Жеребец ответил R. «Хорошо, но какую букву надо поставить вместо неё?» Мухаммед отбил N. «Нет, будь внимательнее!» Он простучал T. «Очень хорошо, но на каком месте надо поставить T?» «На третьем», ответила лошадь. И исправления продолжались до тех пор, пока моя фамилия не вышла из ее странных приключений почти невредимой. И уроки в правописании, ответы на вопросы, суммы, решение примеров возобновились и следовали один за другим, такие же изумительные и приводящие в замешательство, как и раньше, но уже слегка ослабленные привычностью, как и любое другое достаточно долго продолжающееся чудо. Кроме того, важно отметить, что приведенные мной примеры не были самими выдающимися достижениями наших волшебных лошадей. Сегодня был хороший обычный урок, приличный урок, не озаренный вспышками гения. Но в присутствии других свидетелей лошади делали более потрясающие вещи, которые еще решительнее ломали барьеры (явно воображаемые) между человеческой и животной природой. К примеру, однажды Цариф, местный лентяй, неожиданно остановился посреди урока. Его спросили, почему. «Я устал». В другой раз он ответил: «Нога болит». Они узнают и идентифицируют показываемые им картинки, различают цвета и запахи. Я могу утверждать только то, что я видел собственными глазами и слышал собственными ушами, и я заявляю, что я это делаю с такой же скрупулезной точностью, как если бы я был свидетелем в суде по уголовному делу, в котором жизнь человека зависела бы от моих показаний.

ПАРФИ: 15 Но я был практически убежден в истинности событий еще до того, как поехал в Эльберфельд; и доказывать это не было целью моей поездки. Я был озабочен тем, чтобы убедиться, что теория телепатии – единственная, которую я считал приемлемой – выдержит те тесты, которые я собрался провести. Я открыл свои намерения Краллю, который сначала не совсем понял, чего я хочу. Как и большинство людей, которые не занимались специально изучением этого предмета, он представлял себе, что телепатия – это прежде всего намеренная и сознательная передача мыслей; и он уверил меня, что никогда не предпринимал попыток передать мысли и что, большей частью, лошади давали ответ, прямо противоположный тому, что он ожидал. Я в этом и не сомневался; фактически, прямая и намеренная передача мыслей даже между людьми – весьма редкий, неуправляемый и неустойчивый феномен, тогда как невольная, непреднамеренная и неожиданная связь между одним подсознанием и другим не может быть отвержена – разве что теми, кто специально игнорирует исследования и эксперименты, результаты которых доступны каждому, кто утрудит себя ими поинтересоваться. Поэтому я был склонен к тому, что лошади на самом деле действовали как «стучащий ножкой стол» (в ходе сеанса спиритизма – прим. перев.), которые просто передавали подсознательные идеи одного из присутствующих с помощью условного стука. С учетом всего сказанного, было бы намного менее удивительно видеть лошадь, поднимающую свою ногу, чем стол, делающий то же самое; и было бы намного более естественно для живой материи лошади, чем для нейтральной сущности вещи, быть чувствительной и восприимчивой к таинственному влиянию медиума. Я достаточно хорошо знал об экспериментах, поставленных для исключения этой теории. Например, люди готовили некоторое количество вопросов и помещали их в запечатанные конверты. Затем, в присутствии лошади, случайно выбирали один из конвертов, открывали его и писали задачу на доске; и Мухаммед или Цариф отвечали с той же легкостью и с той же готовностью, как если бы решение было известно всем наблюдателям. Но было ли оно действительно неизвестно их подсознаниям? Кто может знать достоверно? Тесты такого типа требуют исключительных предосторожностей и особого умения; так как действие подсознания так тонко, приобретает такие неожиданные повороты, копается в музеях так многих забытых сокровищ и работает на таких расстояниях, что вряд ли кто может быть уверен, что избежал его. Были ли приняты такие предосторожности? Я не был уверен, что да; и, не претендуя на полное решение проблемы, я сказал себе, что мое блаженное неведение в математике может сослужить службу в том, чтобы пролить свет на некоторую её часть. На сей раз моё невежество, хотя и прискорбное с других точек зрения, давало мне редкое преимущество в данном случае. Фактически, было весьма маловероятно, что мое подпороговое сознание – которое никогда не понимало, что такое кубический корень, равно как и корни любой другой степени – сможет помочь лошади. Поэтому я взял со стола список, содержащий несколько задач, разных, но одинаково противно выглядящих, закрыл решения, попросил Кралля покинуть конюшню и, оставшись наедине с Царифом, скопировал одну из задач на доску. Чтобы не перегружать страницы этой книги подробностями, которые будут лишь повторением друг друга, я сразу скажу, что ни один из антителепатических тестов в этот день не удался. Урок подходил к концу, было далеко за полдень; лошади были усталыми и раздраженными; и, был там Кралль или нет, была ли задача простой или сложной, они давали лишь абсурдные ответы, умышленно «приложив к этому свою ногу» – это можно было сказать с достаточными основаниями. Но на следующее утро, в продолжение этой работы, когда я действовал как описал выше, Мухаммед и Цариф, бесспорно находящиеся в лучшем расположении духа и уже более привычные к их новому экзаменатору, быстро и последовательно выдавали правильные ответы на почти любую поставленную перед ними задачу. Я могу с честностью сказать, что не было заметного различия между этими результатами и теми, которые были получены в присутствии Кралля или других наблюдателей, которые, сознательно или подсознательно, уже знали бы правильный ответ. Я затем подумал о другом и намного более простом тесте, но таком, который, благодаря своей простоте, не может быть подвергнут никаким замысловатым и надуманным подозрениям. Я увидел на одной из полок в конюшне пачку карточек, форматом приблизительно в 1/8 листа, с арабскими цифрами на одной стороне. Я опять попросил моего хорошего друга Кралля, чья любезность была неисчерпаема, оставить меня наедине с его учеником. Затем я перемешал карточки и положил три из них в ряд на дощечку перед лошадью, сам туда не глядя. Так что, в данный момент, не было ни одной человеческой души на земле, которая знала бы, какие цифры разложены перед ногами моего компаньона – настолько наполненного тайнами существа, что я больше не осмеливался называть его животным. Без раздумий и без команды, он верно простучал число, образованное карточками. Эксперимент удавался каждый раз, как я имел желание его провести, – с Гансиком, Мухаммедом и Царифом одинаково. Мухаммед сделал даже больше: так как все цифры были разного цвета, я попросил его сказать мне цвет – которого я сам не знал – первой цифры справа. С помощью условного алфавита он сказал мне, что это был синий, что оказалось верным. Конечно, я должен был многократно повторить эти эксперименты, сделать их более полными и сложными путем составления с помощью карточек, в тех же условиях, упражнений по умножению, делению и извлечению корней. У меня не было времени; но, спустя несколько дней после моего отъезда, тема была продолжена и завершена доктором Гамелем /H. Hamel/. Я приведу итоги его отчета об экспериментах: доктор, находясь в конюшне один (Кралль был в отъезде), поместил на доску знак + и разместил до и после этого знака, не глядя на них, карточки с цифрами, которых он не знал. Затем он попросил Мухаммеда сложить два числа. Мухаммед сначала сделал несколько небрежных ударов копытом. Он был призван к порядку, доктор потребовал от него серьезности и внимательности. После этого он сделал пятнадцать четких ударов. Затем доктор заменил знак + на X и, опять не глядя, поместил две карточки на доску и попросил лошадь на этот раз не складывать цифры, а умножить их. Мухаммед отбил «27», что было верным, так как на доске было указано «9 X 3». Настолько же успешными были и следующие задания по умножению: 9 X 2, 8 X 6. Затем доктор вынул из конверта задачу, решения которой он не знал: корень четвертой степени из 7890481. Мухаммед ответил «53». Доктор посмотрел на обороте листа: опять таки, ответ был верным.

ПАРФИ: 16 Значит ли это, что с любой возможностью телепатии было покончено? Возможно, но категорично утверждать было бы опрометчиво. Мощь и пределы телепатии – о чем я не устану повторять – неопределенны, неразличимы, непрослеживаемы и безграничны. Мы только недавно ее обнаружили, мы знаем только то, что ее существование не может быть отвергнуто; но, во всём остальном, мы находимся почти на том же этапе, на котором был Гальвани, приводивший в движение мускулы мертвых лягушек с помощью двух маленьких металлических пластинок – что вызывало насмешки ученых его времени, но содержало в себе зачатки чуда из чудес – электричества. Тем не менее – в отношении к телепатии в том виде, как мы понимаем и знаем ее на сегодняшний день, мой разум смирился. Я был убежден, что не в этом направлении следует искать объяснение этого феномена; или, если мы всё же решим искать его там, объяснение станет настолько сложным, с таким множеством добавочных загадок, что будет лучше принять это явление таким, какое оно есть, во всей его неизвестности и простоте. К примеру, когда я переписывал на доску одну из тех ужасных задачек, о которых я упоминал, было совершенно ясно, что мой сознательный разум не знал, с какой стороны к ней подойти. Я не мог знать, что она означает; требуется ли для возведения в 3-ю, 4-ю, 5-ю степень умножение, деление или какая-нибудь другая математическая операция, которую я даже не пытался себе представить; и, подвернув тщательным пыткам СВОЮ память, я не смог вспомнить ни одного момента из своей жизни, когда бы я знал об этом больше, чем сейчас. Поэтому мы должны допустить, что МОЁ подсознание само по себе – прирожденный математик, быстрый, безошибочный и одаренный неограниченными знаниями. Это вполне возможно, и я чувствую некоторую гордость при этой мысли. Но эта теория просто сдвигает чудо, переводя его из души лошади в мою; и это чудо не становится более ясным от такого переноса, который, коли на то пошло, не выглядит вероятным. Вряд ли мне нужно добавлять, что, a fortiori, эксперименты доктора Гамеля и многих других, описание которых заняло бы здесь слишком много места, в конце концов уничтожили эту теорию.

ПАРФИ: 17 Давайте посмотрим, как те, кто был заинтересован этими экстраординарными проявлениями, пытались их объяснить. Когда мы начнем продвигаться вперед, мы будем просто рассекать жидкий лесок незрелых теорий. Поэтому я не буду задерживаться ни на предположениях мошенничества – явных визуальных или звуковых знаков, электрических приспособлений для управления ответами – ни на другой праздной болтовне чересчур бестактных личностей. Чтобы осознать их непростительную глупость, мы должны лишь провести несколько минут в настоящей Эльберфельдской конюшне. В начале этого рассказа я упоминал об атаке, предпринятой Пфунгстом. Пфунгст, как может помнить читатель, претендовал на доказательство того, что все ответы лошади были определены незаметными и возможно бессознательными движениями тел людей, задающих вопросы. Эта интерпретация, которая потерпела неудачу перед лицом настоящих фактов, как и все остальные, не заслуживала бы серьезного обсуждения, если бы не отчет берлинского психолога, ставший причиной грандиозной сенсации несколько лет назад, и преуспевший в устрашении большей части немецкого научного мира и по сей день. Правда, данный отчет – это памятник бесполезной педантичности, но, тем не менее, мы должны согласиться, что в таком виде, как он есть, он совершенно уничтожил бедного фон Остена, не знавшего – так как он не был опытным полемистом – как провозглашать боровшуюся за жизнь истину, и умершего в подавленности и одиночестве. Чтобы положить конец этой нескладной и незрелой теории, необходимо еще раз подчеркнуть, что эксперименты, в которых животное не видело вопрошавшего, имели такой же ровный успех, как и другие. Кралль, если вы его попросите, станет позади лошади, будет говорить с другого конца комнаты, или совершенно покинет конюшню; результаты будут совершенно одинаковы. Они такие же, когда тесты проводятся в темноте или когда голова животного закрыта плотно прилегающим капюшоном. Они не меняются ни в случае совершенно слепого Берто, ни в случае, когда другой человек задает вопросы в отсутствии Кралля. Можно ли утверждать, что этот человек со стороны, или этот чужак был заблаговременно знаком с незаметными знаками, чтобы продиктовать решение, которого он часто и сам не знал? Но в чем польза от продолжения этого сражения с клубами дыма? Ни одна из теорий не способна выдержать проверку, и оно необходимо лишь как искренняя попытка в желании помочь в опровержении этих жалких возражений.

ПАРФИ: 18 Таким образом, почва была расчищена, и у ворот этой непредвиденной загадки, призванной побеспокоить наше спокойствие в области, которую мы считали окончательно исследованной и завоеванной, теперь есть только два пути если не объяснения, так хотя бы обдумывания феномена: легко и безоговорочно согласиться с почти человеческой разумностью лошади, или же обратиться к всё ещё смутной и неопределенной теории, которую, за отсутствием лучшего определения, будем называть медиумистической или подпороговой теорией, и которую мы будем старательно продвигать – без сомнения, тщетно – чтобы развеять еще бОльшую тьму. Но, какую бы интерпретацию мы ни приняли – мы должны признать, что она погружает нас в тайну, которая равно бездонна и равно ошеломляюща с любой стороны, и непосредственно относится к переполняющим нас величайшим тайнам; и от нас зависит, принять ли ее с покорностью или с ликованием – в зависимости от того, предпочитаем ли мы жить в мире, где всё находится в пределах досягаемости нашего разума, или в мире, где всё непостижимо. Что касается Кралля, то он ни на мгновение не сомневается, что его лошади решают самые трудные поставленные перед ними задачи самостоятельно, без помощи, без постороннего влияния, просто используя свои умственные возможности. Он убежден, что они понимают, что им говорят, и то, что они сами говорят; короче говоря, что их интеллект и их воля выполняют точно такие же функции, как и человеческие интеллект и воля. Несомненно, что факты, по всей видимости, подтверждают его правоту, и что его мнение имеет просто огромный вес – в конце концов, он знает своих лошадей лучше, чем кто-либо другой; он наблюдал рождение, или, скорее, пробуждение этого дремлющего разума, как мать следит за пробуждением разума ее ребенка; чувствовал его первые поиски, знал его первое сопротивление и его первые триумфы; смотрел, как он принимает форму, пробиваясь наружу и постепенно вырастая до той точки, в которой он находится сегодня; в двух словах, он отец, и руководитель, и единственный постоянный свидетель чуда.

ПАРФИ: 19 Да, но чудо явилось так неожиданно, что как только мы в него входим, нас захватывает что-то вроде инстинктивного помрачения ума, отказываясь воспринимать доказательства и принуждая нас искать, нет ли здесь другого выхода. Даже в присутствии этих поразительных лошадей и во время того, как они работают у нас перед глазами, мы всё ещё не можем искренне поверить в то, что заполняет и покоряет наш взгляд. Мы принимаем факты, так как нет способа избежать их; но мы принимаем их лишь условно и с натяжкой, откладывая их в сторону до тех пор, пока не найдем удобное объяснение, которое вернет нас к нашей знакомой, непрочной уверенности. Но объяснение не появляется; его нет в тех обыденных и не очень возвышенных сферах, где мы надеемся его найти; нет ни недостатка, ни порока в могущественных доказательствах; и ничто не освобождает нас от чуда. Нужно признаться, что это чудо, появившееся в месте, где мы меньше всего ожидали наткнуться на неведомое, несет в себе достаточно того, что может разрушить все наши убеждения. Подумайте о том, что с тех пор, как человек появился на земле – он жил среди созданий, о которых он решил, из древнего опыта, что знает их так же хорошо, как и вещь, сделанную собственными руками. Из этих созданий он выбрал наиболее покорных и, как он назвал их, самых умных, в этом случае придавая слову «умный» смысл настолько узкий, что чуть ли не смехотворный. Он наблюдал их, исследовал, испытывал, анализировал и препарировал всеми вообразимыми способами; и целые жизни были посвящены ничему более, кроме как изучению их привычек, их способностей, их нервной системы, их патологии, их психологии, их инстинктов. Всё это привело к уверенности, которая, среди тех, что поддерживаются нашим необъяснимым коротким существованием на непостижимой планете, выглядела наименее сомнительной, наименее подлежащей пересмотру. Например – не оспаривается, что лошадь одарена выдающейся памятью, что она обладает чувством направления, что она понимает некоторые знаки и некоторые слова, и что она им подчиняется. Равно неоспоримо, что человекообразные обезьяны способны имитировать огромное число наших действий и наших отношений: но также доказано, что их запутанное и беспокойное воображение не воспринимает ни своих целей, ни своих возможностей. Что касается собаки – одного из тех привилегированных созданий, которое живет ближе всех к нам, которое тысячи и тысячи лет ело с нашего стола, работало с нами и было нашим другом – утверждается, что, и сейчас и тогда, мы можем уловить довольно таинственный проблеск в ее глубоких, наблюдательных глазах. Несомненно, что собака иногда прохаживается любопытным образом вдоль таинственной границы, что отделяет наш разум от того, который мы приписываем другим созданиям, населяющим эту землю вместе с нами. Но не менее верно, что она определенно никогда не пересекала эту границу. Мы точно знаем, как далеко она может зайти; и мы неизменно находим, что наши усилия, наше терпение, наше содействие, наши пылкие просьбы до сих пор не смогли вывести ее из того узкого, заколдованного круга, в который природа заключила ее, похоже, раз и навсегда.

ПАРФИ: 20 Правда, еще остается мир насекомых, в котором происходят невероятные вещи. В нем живут архитекторы, геометры, механики, инженеры, ткачи, физики, химики и хирурги, которые опередили большинство человеческих открытий. Я не должен напоминать читателю о строительном гении ос и пчел, о социальной и экономической организации ульев и муравейников, о хитрых ловушках пауков, о гнездах и подвешенных яйцах ос eumenes, о постройках стенных ос с их четкими правилами игры, о неприятных, но гениальных шариках навозного жука, о безукоризненных дисках листорезки, о кладке пчелы-каменщицы, о трех кинжальных ударах, которые комар aphex наносит в три нервных центра сверчка, о ланцете осы cerceris, которая парализует свою жертву, не убивая её, и сохраняет на неопределенный период как свежее мясо, и о тысячах других способностях, которые невозможно перечислить без пересказа всей работы Генри Фабрэ /Henri Fabre/ и совершенного изменения объема этой книги. Но здесь правит такая тишина и такая тьма, что нам не на что надеяться. Не существует никаких, так сказать, точек отсчета, способов общения между миром насекомых и нашим собственным; мы, возможно, не так далеки от постижения и понимания того, что творится на Сатурне или Юпитере, чем того, что происходит в муравейнике или улье. Мы не знаем абсолютно ничего о качестве, количестве, о пределах и даже о природе их чувств. Множество великих законов, на которых основана наша жизнь, для них не существует: к примеру, для тех, у которых главные жидкости /govern fluids/ полностью противоположны нашим. Вроде бы они тоже населяют нашу планету, но в действительности находятся в совершенно ином мире. Не понимая их разум, путаясь в сбивающих с толку пробелах, в которых иногда появляется самая полнейшая глупость, разрушающая самые искусные и самые вдохновенные схемы – мы дали имя инстинктов тому, чего не можем разгадать, откладывая наше толкование мира, затрагивающего самые неразрешимые загадки жизни. Поэтому, с точки зрения интеллектуальных способностей, нельзя сделать никаких умозаключений об этих удивительных созданиях, которые не являются, в отличие от животных, нашими «братьями меньшими» – они посторонние, чужаки неизвестно откуда; или оставшиеся в живых от другого мира, или же, наоборот, предвестники нового мира.

ПАРФИ: 21 Мы на этом этапе мирно дремали в наших общепринятых убеждениях; и вдруг появился человек, который внезапно показал нам, что мы не правы, и что за долгие века мы не заметили правды, которая едва ли была прикрыта тончайшей вуалью. И самая странная вещь в том, что это ошеломительное открытие никоим образом не является естественным последствием нового изобретения, процессов или методов, неизвестных до сего времени. Оно никак не связано с последними достижениями в нашей науке. Оно исходит из непритязательной идеи, которая могла бы зародиться у самого примитивного человека в первые дни его существования на земле. Просто дело в том, чтобы иметь чуть больше терпения, доверия и уважения ко всем тем, кто разделяет с нами мир, о предназначении которого мы ничего не знаем. Просто дело в том, чтобы иметь чуть меньше гордыни и чуть больше братского отношения к существам, которые намного более родственны нам, чем мы полагаем. Нет никакого секрета в почти детской гениальности методов фон Остена и Кралля. Они приняли за основу, что лошадь – это необразованное, но сообразительное дитя; и они обращались с ней как с таковым. Они рассказывали, объясняли, демонстрировали, доказывали, отмеряли поощрения и наказания – так же, как школьный учитель обходится с мальчиками пяти или шести лет. Они начинали с размещения нескольких кегель перед их странными учениками. Они считали кегли и заставляли лошадь считать путем поочередного поднятия и опускания копыта. Так она получала первое понятие о числах. Затем они добавляли еще одну или две кегли, и говорили, например: «Три кегли и две кегли – это пять кегель». Таким образом они объясняли и учили сложению; затем, обратным путем, вычитанию, за которым следовало умножение, деление и всё остальное. Вначале уроки были чрезвычайно трудоемкими и требовали неустанного и любящего терпения, в котором и заключается весь секрет чуда. Но, как только первый барьер темноты пройден, прогресс становится невероятно стремительным. Всё это неоспоримо; существуют факты, перед которыми мы должны склониться. Но что опрокидывает все наши убеждения или, точнее, все наши предрассудки, которые за тысячи лет стали несокрушимыми как аксиомы, в понимании чего мы никак не можем преуспеть – так это то, как лошадь вдруг начинает понимать, чего мы от нее хотим; этот первый шаг, первая дрожь нежданного разума, который вдруг показывает себя как человеческий. В какую конкретную секунду вспыхнул свет и была сброшена вуаль? Это невозможно сказать; но несомненно, что в данный момент, без какого-либо видимого знака, обнаруживающего это поразительное внутреннее превращение, лошадь начинает действовать и отвечать так, как будто бы она вдруг начала понимать человеческую речь. Что же дает жизнь чуду? Мы знаем, что, по прошествии некоторого времени, лошадь ассоциирует определенные слова с определенными объектами, которые ее интересуют, или с тремя или четырьмя действиями, из бесконечного повторения которых сплетается непритязательная ткань ее ежедневной жизни. Это всего лишь вид механической памяти, которая не имеет ничего общего с самым простейшим разумом. Но вот, в один прекрасный день, без какого-либо ощутимого перехода, лошадь, похоже, начинает понимать значение совокупности слов, которые не представляют для нее интереса; которые не связаны ни с каким образом или воспоминанием, и у нее никогда не было возможности связать их с каким-либо ощущением, приятным или неприятным. Она управляется с цифрами, которые даже для человека не более чем смутные и абстрактные понятия. Она решает задачи, которые, возможно, никогда не смогут стать конкретными или объективными. Она воспроизводит буквы, которые с ее точки зрения не связаны ни с чем реально существующим. Она обращает внимание и делает замечания о вещах или событиях, которые никак ее не касаются, которые остаются и всегда будут оставаться чужими и безразличными для нее. Одним словом, она выходит из того узкого круга, в который была загнана голодом и страхом – которые принято считать двумя главными движущими силами всего, что не человеческое – чтобы войти в необъятный круг, в котором ощущения теряются, когда появляются мысли.

ПАРФИ: 22 Возможно ли поверить, что лошади на самом деле делали то, что казалось, что они делали? Нет ли прецедентов этому чуду? Нет ли чего-либо промежуточного между Эльберфельдскими жеребцами и теми лошадьми, которых мы знали до сегодняшнего дня? Нелегко ответить на эти вопросы, так как до вчерашнего дня интеллектуальные способности наших беззащитных братьев не подвергались строго научным экспериментам. Правда, у нас есть не одна коллекция баек, в которых сообразительность животных превозносится до небес; но мы не можем основываться на этих неподтвержденных историях. Чтобы найти подлинные и неопровержимые случаи, мы должны прибегнуть к работам ученых, всё еще немногочисленным, которые провели специальное исследование темы. Аше-Супле /Hachet-Souplet/, директор института психологии животных /Institut de Psychologie Zoologique/, упоминает случай с собакой, которая научилась понимать абстрактную идею веса. Вы выкладывали перед ней восемь закругленных и отполированных камней, все абсолютно одинаковых размеров и формы, но разного веса. Вы просили ее выбрать самый тяжелый или самый легкий; она оценивала вес, поднимая камни, и безошибочно выбирала требуемый. Тот же автор рассказывает также историю о попугае, которого научили слову «буфет» /cupboard/, показывая ему небольшую коробку, которая могла быть подвешена на стене на разной высоте и в которую всегда при нём напоказ прятали его дневную норму еды. «Затем я научил его названиям нескольких предметов» – говорит Аше-Супле, – «показывая их ему. Среди них была и лестница. И я каждый раз повторял перед птицей слово ‘подъем’, когда он видел меня поднимающимся по ступенькам. В одно утро, когда клетку с попугаем принесли в лабораторию, ‘буфет’ висел под самым потолком, в то время как небольшая лестница была сложена в углу вместе с другими знакомыми для птицы предметами. К тому времени попугай каждый день, когда я открывал ‘буфет’, обычно кричал ‘Буфет! Буфет! Буфет!’ изо всех сил. Моя задача, поэтому, была в следующем: если он видит, что ‘буфет’ вне моей досягаемости, и что я поэтому не могу достать из него еду; если знает, с другой стороны, что я мог поднять себя над уровнем пола с помощью подъема по лестнице; и он имеет слова ‘подъем’ и ‘лестница’ в своем распоряжении, задействует ли он их, чтобы предложить мне идею использовать эти предметы, чтобы добраться до ‘буфета’? Очень возбужденный, попугай бил крыльями, кусал прутья клетки и орал: ‘Буфет! Буфет! Буфет!’» «Но я в тот день больше ничего от него не добился. На следующий день попугай, не получив ничего, кроме проса, на которое ему было наплевать, вместо спрятанных в ‘буфете’ конопляных зернышек, был в припадках гнева; но, после бесчисленных попыток силой открыть клетку, его внимание наконец-то остановилось на лестнице, и он произнес: ‘лестница, подъем, буфет!'» Это было, как отмечает автор, восхитительное интеллектуальное усилие. Здесь было очевидное соединение понятий; связь причины и следствия; и примеры таких уроков уменьшают дистанцию между нашими учеными лошадьми и их менее знаменитыми собратьями. Однако мы должны заметить, что подобные интеллектуальные усилия, если мы внимательнее понаблюдаем за животными, не так уж редки, как можно подумать. Они удивляют нас в данном случае, потому что особая, и можно сказать, чисто техническая организация органов попугая дает ему человеческий голос. Каждое мгновение я нахожу, что моя собака связывает понятия менее очевидно и часто более сложно. К примеру, когда она хочет пить, она сначала ищет мои глаза, а затем смотрит на кран в дрессировочной комнате, таким образом демонстрируя, что она вполне ясно связывает понятия жажды, текущей воды и вмешательства человека. Когда я одеваюсь, чтобы выйти наружу, она очевидно следит за всеми моими движениями. Пока я зашнуровываю свои ботинки, она добросовестно облизывает мои руки, чтобы расположить меня к ней – и особенно, чтобы поздравить меня с превосходной идеей выйти на прогулку. Это вид общей и пока смутной возможности. Ботинки обещают путешествие на улицу, что означает пространство, пахучие дороги, высокую и полную сюрпризов траву, помеченные углы, дружеские или трагические встречи, погони за воображаемыми, игры. Но реальность этого видения – всё ещё в тревожной неизвестности. Она всё ещё не знает, возьму ли я её с собой. Сейчас решается ее судьба; и ее глаза, затуманенные тоской, терзают мою совесть. Если я натягиваю свои кожаные краги – это означает неожиданное и совершенное угасание всего, из чего состоят радости жизни. Они не оставляют ни проблеска надежды. Они провозглашают ненавистный, одинокий мотоцикл, на котором она не может держаться; и она грустно валится в темный угол, где возвращается к печальной дрёме незанятой, покинутой собаки. Но, когда я засовываю руки в рукава моего тяжелого пальто – можно подумать, что они открывают ворота в самый ослепительный рай. Это означает машину, очевидную, несомненную легковую машину – другими словами, сверкающий зенит самых величайших удовольствий. И сумасшедший лай, неудержимые прыжки, буйная, смущающая демонстрация любви приветствуют счастье – которое, все-таки, остается нематериальной идеей, построенной на безыскусных воспоминаниях и простодушных надеждах.

ПАРФИ: 23 Я упоминаю эти факты только потому, что они довольно обычны, и потому, что нет такого человека, который не сделал бы тысячи подобных наблюдений. Как правило, мы не замечаем этих скромных проявлений чувств, связи идей, умозаключений, выводов, абсолютно и совершенно человеческих мысленных усилий. Им всего лишь не хватает речи; но речь – это просто техническая особенность, которая представляет мысленные действия в более понятном для нас виде. Мы восхищаемся тем, что Мухаммед или Цариф узнают картинки с изображением лошади, осла, шляпы, человека верхом на лошади, или тем, что они самостоятельно докладывают хозяину о маленьких событиях, произошедших в конюшне. Но очевидно, что наши собственные собаки непрерывно выполняют те же действия, и что их глаза, если б мы могли по ним читать, рассказали бы нам намного больше. Основное чудо Эльберфельда состоит в том, что жеребцам была дана возможность выразить всё, что они думают и ощущают. Это очень важно; и, если хорошо подумать, вполне понятно. Между говорящими лошадьми и моей молчаливой собакой дистанция огромного размера, но всё же не бездна. Я говорю это не для того, чтобы приуменьшить значимость и размеры явления, но чтобы обратить внимание на факт, что теория разумности животных более оправданна и менее фантастична, чем можно сперва подумать.

ПАРФИ: 24 Но второе и большее чудо в том, что человек был способен пробудить лошадь из ее древнего сна, удерживать и направлять ее внимание, и заинтересовать в тех вещах, которые еще более чужие и безразличные для нее, чем колебания температуры на Сириусе или Альдебаране для нас. На самом деле похоже, когда мы обсуждаем наши предвзятые идеи, что в животных нет никакой органической и непреодолимой неспособности делать то же, что делает человеческий мозг, нет полного и непоправимого отсутствия интеллектуальных способностей – просто эти способности находятся в глубокой летаргии и оцепенении. Они живут в непотревоженной бесстрастности, в смутных снах. Как вполне справедливо отметил доктор Охоровиц /Ochorowicz/, «их бодрствующее состояние очень близко к состоянию человека, ходящего во сне». Не имея представлений о пространстве и времени, они проводят свою жизнь, можно сказать, в вечной спячке. Они делают только то, что совершенно необходимо для их выживания; а всё остальное проходит мимо, и совсем не проникает в их крепко запертые грёзы. Исключительные обстоятельства – какая-то чрезвычайная необходимость, желание, чувство или шок – требуются, чтобы высечь то, что Аше-Супле называет «духовной вспышкой», которая неожиданно размораживает и оживляет их мозг, лишь на короткое время переводя его в пробужденное состояние, в котором человеческий мозг работает постоянно. И это не удивительно. Такое пробуждение не является необходимым для существования; и мы знаем, что природа никогда не делает больших, чрезмерных усилий. «Интеллект», – как хорошо сказал профессор Клапаред, –«является лишь временной заменой, инструментом, который выдает то, что организм не приспособлен к окружающей среде – способом выражения, разоблачающим состояние бессилия». Возможно, что наш мозг тоже вначале находился в такой же летаргии; в состоянии, из которого, кстати, множество людей так и не вышло. И даже еще более вероятно то, что в сравнении с другими видами существования, на другом уровне и в других сферах, глубокий сон, в котором находимся мы, будет похож на тот, в котором существуют низшие животные. Его также пронизывают, со всё увеличивающейся частотой, духовные вспышки различных порядков и различных масштабов. Видя, с одной стороны, интеллектуальные изменения, которые распространяются среди наших братьев меньших – и, с другой стороны, еще более часто повторяющиеся проявления нашего подсознания – мы можем спросить себя, не имеем ли мы здесь, на двух разных уровнях, какое-то напряжение, параллельное давление, новое желание, новое предприятие волшебной духовной силы, которая движет мирозданием, и которая непрерывно ищет свежие отдушины и новые пути. Как бы то ни было – когда вспышка угасает, мы ведем себя очень похоже на животных: мы немедленно погружаемся в безразличный сон, которого к тому же вполне достаточно для наших презренных нужд. Мы не просим большего, мы не идем по светящемуся следу, зовущему нас в неизвестный мир – мы возвращаемся в свой унылый круговорот, как довольные лунатики, в то время как колесница Изиса /Isis' sistrum/ грохочет без остановки, пробуждая верующих.

ПАРФИ: 25 Я повторяю: великое чудо Эльберфельда состоит в продлении и воспроизведении по желанию этих отдельных «духовных вспышек». Лошади, в сравнении с другими животными, находятся здесь в состоянии человека, чье скрытое сознание одержало верх. Такой человек перейдет к высшему существованию, в нематериальной сфере, о которой метафизические феномены – искры, сыплющиеся из области, которой мы, возможно, когда-нибудь достигнем – иногда дают нам неясное и мимолетное впечатление. Наш разум, который на самом деле спит, и который держит нас в заключении в ограниченной полости пространства и времени, будет тогда заменен интуицией, или, скорее, как бы непосредственным знанием, которое приобщит нас к тому, что знает мироздание – которое, возможно, знает абсолютно всё. К сожалению, у нас нет такого – или, по крайней мере, в отличие от лошадей, мы не знакомы с таким высшим существом, которое было бы заинтересовано в нас и помогло бы нам сбросить наше оцепенение. Нам приходится самим становиться богами для себя, чтобы вырасти над собой и подниматься с помощью нашей никем не направляемой силы. Почти несомненно, что лошадь никогда бы не вышла из ее туманных сфер без помощи человека; но можно надеяться, что человек без посторонней помощи, не считая его собственной храбрости и высоких устремлений, сможет успешно пробиться сквозь свою спячку, которая связывает и ослепляет его.

ПАРФИ: 26 Возвращаясь к нашим лошадям и к главному вопросу, то есть к отдельным «духовным вспышкам»: общепризнанно, что они понимают значение цифр, что они могут различать и идентифицировать запахи, формы, предметы и даже графическое представление этих предметов. Они также понимают большое количество слов, включая те, значению которых их никогда не обучали, но которые они подхватили, слыша эти слова произносимыми в их присутствии. Они научились, с помощью чрезвычайно сложного алфавита, воспроизводить слова, с помощью которых они могли выразить впечатления, ощущения, желания, связь понятий, замечания и даже собственные размышления. Было замечено, что всё это подразумевает реальные проявления разума. На самом деле, часто очень трудно решить определенно, насколько это разум – и насколько память, инстинкты, гениальное подражание, повиновение механическим импульсам, результат дрессировки или счастливые совпадения. Однако, были случаи, которые не допускают вообще, или допускают лишь небольшие сомнения. Я приведу несколько. Однажды Кралль и его сотрудник, доктор Шоллер /Scholler/, подумали, что им стоит попытаться научить Мухаммеда выразить себя с помощью речи. Конь, понятливый и старательный ученик, предпринимал трогательные, но напрасные попытки воспроизвести человеческие звуки. Неожиданно он остановился и, в своей странной фонетической манере, заявил с помощью ударов копытом по дощечке: "Ig hb kein gud Sdim" (у меня нет хорошего голоса). Заметив, что он не открывал свой рот, они старались объяснить ему, на примере собаки, по картинкам и так далее, что для того, чтобы говорить, необходимо раздвигать челюсти. Затем они спросили его: «Как ты должен говорить?» Он ответил, отбив копытом: «Открывать рот». «Почему же ты не открывал свой?» "Weil kan nigd" (потому что я не могу). Несколькими днями позже, Царифа спросили, как он разговаривает с Мухаммедом. "Mit Munt" (ртом). «Почему ты не сказал мне это своим ртом?» "Weil ig kein Stim hbe" (потому что у меня нет голоса). Позволяет ли нам этот ответ, как отмечает Кралль, предположить, что он имеет другие способы общения со своим товарищем по конюшне, кроме речи? В ходе другого урока, Мухаммеду показали портрет молодой девушки, которую он не знал. «Что это?» спросил его хозяин. "Metgen" (девочка) На доске: «Почему это девочка?» "Weil lang Hr hd" (потому что длинные волосы на голове) «А чего у нее нет?» «Усов». Затем ему показали на картинке мужчину без усов. «Что это?» «Мужчина» «Почему это мужчина?» "Weil kurz Hr hd" (потому что короткие волосы на голове) Я могу приводить эти примеры бесконечно, основываясь на объемных Эльберфельдских протоколах, которые, как я могу попутно заметить, имеют убеждающую силу фотографий. Всё это, надо согласиться, является неожиданным и обескураживающим, никогда не предвиделось и не подозревалось, и может быть расценено как одно из самых странных предзнаменований, одно из самых ошеломляющих открытий, которые имели место с тех пор, как человек поселился в этом загадочном мире. Тем не менее – обдумывая, сравнивая, расследуя, принимая во внимание некоторые забытые или проигнорированные знаки и рубежи, принимая во внимание тысячи незначительных градаций между большим и меньшим, между высшим и низшим – всё еще возможно объяснить его, принять и понять. Мы можем, если уж на то пошло, вообразить, что в своей тайной скрытности, в своем прискорбном молчании наши собаки тоже делают похожие наблюдения и размышления. Еще раз: чудесный мост, который в этом случае связал берега пролива между животным и человеком – это в значительно большей степени _способность_выражения_ мыслей, а не наличие мыслей самих по себе. Мы можем пойти дальше и предположить, что определенные простейшие вычисления, такие как сложения, вычитания одно- и двузначных чисел, являются, в конце концов, возможными; и я, со своей стороны, склонен верить, что лошади на самом деле их выполняют. Но где мы теряем почву под ногами, где мы входим на территорию чистого волшебства – так это если дело касается математических операций крупного масштаба, особенно извлечения корней. Например, мы знаем, что извлечение корня четвертой степени из шестизначного числа требует восемнадцати умножений, десяти вычитаний и трех делений, и что лошадь выполняет тридцать одну операцию за четыре или пять секунд – так сказать, во время короткого, небрежного взгляда, который она бросает на доску с написанной на ней задачей – как если бы ответ приходил к ней интуитивно и немедленно. Однако, если мы принимаем теорию разумности, мы должны также принять то, что лошадь понимает, что она делает – так как похоже, что до того, как ей объяснили, что такое возведенное в квадрат число или квадратный корень, она этого не знала; или что, по крайней мере, она постепенно отрабатывает всё более сложные вычисления, которые от нее требуются. Здесь невозможно привести все подробности этого обучения, которое было поразительно быстрым. Читатель найдет их на странице 117 и далее в книге Кралля «Denkende Tiere». Кралль начинал с объяснения Мухаммеду, что 2 в квадрате равно 2 X 2 = 4, что 2 в кубе равно 2 X 2 X 2 = 8, что 2 – это квадратный корень из 4, и так далее. Короче говоря, объяснения и примеры были точно такими же, которые обычно даются очень сообразительному ребенку – с тем отличием, что лошадь намного более внимательна, чем ребенок, и что благодаря своей исключительной памяти она никогда не забывает то, что однажды поняла. Позвольте добавить, чтобы дополнить волшебный и невероятный характер этого феномена, что, в соответствии с утверждениями Кралля, лошадей никогда не учили извлекать более сложные корни, чем квадратный корень из 144, и что они самостоятельно изобрели способ извлечения всех остальных.

ПАРФИ: 27 Должны ли мы еще раз повторить, в связи с этими удивительными действиями, что те, кто говорят о звуковых или визуальных сигналах, об использовании телеграфии и радиопередачи, о хитрых или жульнических приемах – говорят о том, чего они не знают и чего они не видели? Есть только один ответ всем, кто искренне отказывается поверить: «Поезжайте в Эльберфельд – проблема достаточно важная, с достаточно значительными последствиями, чтобы сделать такую поездку стоящей – и, за закрытыми дверями, наедине с лошадью, в абсолютной изоляции и тишине конюшни, задайте Мухаммеду полдюжины корней для извлечения, которые, как я упоминал, требуют тридцати одной операции. Решение должно быть вам неизвестно, чтобы избежать подсознательной передачи мыслей. Если он выдаст вам, одно за другим, пять или шесть верных решений, что он сделал для меня и для многих других, вы не сможете уйти с верой, что животное способно извлекать эти корни с помощью собственного интеллекта, потому что такая вера резко перевернет большую часть вашей уверенности, на которой основывается ваша жизнь; но вы будете, в любом случае, убеждены, что вы несколько минут были перед лицом одной из величайших и удивительнейших загадок, которые могут волновать разум человека; и всегда здорово и полезно прийти в соприкосновение с эмоциями такого рода».

ПАРФИ: 28 По правде говоря, теория разумности животных настолько необычна, что почти недоказуема. Если мы решим любой ценой принять ее, нам придется прибегнуть к помощи других идей; воззвать, например, к чрезвычайно таинственной и по существу не постигнутой (и непостижимой) природе чисел. Почти несомненно, что математическая наука лежит за пределами разума. Она формирует механистическую и абстрактную целостность, более духовную, чем материальную, и более материальную, чем духовную; видимую только по отбрасываемым ею теням и лежащую в основе самых непоколебимых из тех реальностей, что правят мирозданием. С начала и до конца она показывает себя как очень странная сила, властелин других стихий, совершенно отличных от тех, что питают наш мозг. Скрытная, равнодушная, властная и неумолимая, она покоряет и подавляет нас с большой высоты или с большой глубины – в любом случае, очень издалека, – и не объясняя причин. Можно сказать, что числа вводят тех, кто имеет с ними дело, в особое состояние. Они обводят кабалистическую окружность вокруг своей жертвы. Отныне она более не хозяин себе, она отказывается от своей свободы, она буквально «одержима» силами, которые она вызывает. Она увлекается неизвестно куда – в бесформенную, безграничную необъятность, подчиняющуюся нечеловеческим законам, в которой каждый из этих живых и властных значков, тысячами двигающихся и пляшущих под пером, символизирует безымянные, но вечные, непреодолимые и неотвратимые истины. Мы думаем, что управляем ими, но они порабощают нас. Мы становимся изнуренными и задыхающимися, следуя за ними в их непригодные для жизни пространства. Когда мы их касаемся, мы освобождаем силы, которыми более не можем управлять. Они делают с нами, что хотят, в конце всегда швыряя нас, ослепленных и оцепеневших, в черную бесконечность, о ледяную стену которой разбиваются все усилия нашего ума и нашей воли. Поэтому возможно, в крайнем случае, объяснять Эльберфельдскую тайну с помощью не менее загадочной тайны, что окружает числа. На самом деле это означает лишь перемещение к другому пятнышку в сумраке; но часто бывает, что такое перемещение к другому пятнышку приводит нас к открытию слабого проблеска света, который оказывается главной дорогой. В любом случае, и для возвращения к более определенным понятиям, есть не один пример в доказательство того, что дар обращения с большими массивами цифр практически не зависит от уровня интеллекта. Один из самых любопытных примеров – итальянский мальчик-пастух, Вито Манджиамели /Vito Mangiamele/, который был представлен Парижской Академии Наук в 1837 году, и который в возрасте десяти лет, не имеющий даже начального образования, был способен за полминуты извлекать кубические корни из семизначных чисел. Другой, более поразительный случай, упомянутый также доктором Клапаредом в его статье об ученых лошадях – это история о слепом от рождения человеке, обитателе сумасшедшего дома в Арментери /Armentieres/. Этот слепой человек, по имени Флоури /Fleury/, дегенерат и почти идиот, мог за полторы минуты подсчитать количество секунд, заключенных в тридцати девяти годах, трех месяцах и двенадцати днях, не забывая при этом о високосных годах. Ему объяснили, что такое квадратный корень, не рассказывая об обычных методах его извлечения; и вскоре он извлекал, почти так же быстро и безошибочно, как и сам Инауди, квадратные корни из четырехзначных чисел, давая также остаток. А с другой стороны – мы знаем, что такой гений математики, как Генри Помкаре /Henri Pomcare/, признавался, что не способен сложить числа в столбик без ошибок.

ПАРФИ: 29 От этой немного колдовской атмосферы, окутывающей числа, нам будет легче перейти к еще более волшебным туманам последней теории, оставшейся у нас к этому моменту: медиумистической, или подпороговой, теории. Это, как мы должны помнить, не телепатическая теория, которую убедительные эксперименты заставили нас отбросить. Давайте отважимся на неё. Когда нельзя объяснить феномен с помощью известного, придется попытаться сделать это с помощью неизвестного. Поэтому мы войдем в новую область великого неизученного королевства, где мы окажемся без проводника. Медиумистический феномен – проявление вторичного, или подпорогового, сознания – между двумя людьми, как мы имели более чем один случай убедиться, капризен, беспорядочен, неуловим и нестабилен, но встречается намного чаще, чем можно подумать; и для тех, кто на самом деле серьезно их изучает, часто неоспорим. Были ли обнаружены подобные проявления между человеком и животным? Изучение этих проявлений, трудное даже в случае человека, становится еще более трудным, когда мы опрашиваем свидетеля, обреченного на молчание. Однако, есть животные, которые кажутся нам «экстрасенсами» – другими словами, выглядят несомненно чувствительными к некоторым подсознательным влияниям. К этой несколько туманно определенной категории обычно относят кошек, собак и лошадей. К этим упомянутым в суевериях животным возможно также отнести некоторых птиц, более или менее птиц предсказателей /birds of omen/, и даже нескольких насекомых, в особенности пчел. Другие животные – например, такие, как слон и обезьяна – выглядят устойчивыми к таинственным воздействиям. Как бы то ни было, Эрнест Боцано /Ernest Bozzano/, в прекрасной статье «Les Perceptions psychiques des animaux» (Annales des sciences psychiques, August, 1905, pp 422-469) собрал шестьдесят девять случаев телепатии, предчувствий, зрительных и слуховых галлюцинаций, в которых главными действующими лицами были кошки, собаки и лошади. Среди них даже были призраки собак, которые после смерти возвращались, чтобы обитать в домах, где они были счастливы. Большинство этих случаев были взяты из протоколов Общества психических исследований /S.P.R./, что означает, что практически все они были тщательно расследованы. Невозможно перечислить их здесь даже кратко, без того, чтобы переполнить эти страницы часто поразительными и трогательными, но довольно громоздкими историями. Достаточно будет отметить, что иногда собака начинает выть точно в тот момент, когда ее хозяин лишается жизни, к примеру, на поле битвы, за тысячи миль от нее. Более распространено ясное проявление кошками, собаками и лошадьми восприятия – часто ранее, чем их замечает человек – телепатических призраков, фантомов живых или мертвых. В частности, лошади считаются очень чувствительными к местам, которые считаются зловещими и посещаемыми призраками. В целом, результат этих исследований таков – мы вряд ли можем оспаривать то, что животные взаимодействуют с окружающими нас тайнами в той же степени, что и мы; и, возможно, таким же образом. Бывают моменты, в которые они, как и человек, видят невидимое и воспринимают события, воздействия и эмоции, которые находятся за пределами их обычных чувств. Поэтому возможно поверить, что их нервная система или какая-то отдельная и таинственная часть их сущности содержит те же духовные элементы, объединяющие их с неведомым, что внушает им столько же страха, сколько и нам. И, отметим попутно, этот страх несколько удивителен; в конце концов, почему они боятся фантома или призрака, если они, как мы убеждены, не имеют жизни-после-смерти, и поэтому должны оставаться совершенно безразличными к проявлениям того мира, куда они всё равно не попадут? Возможно, мне скажут, что реальность призраков не доказана, что они соответствуют внешней реальности, но, весьма возможно, являются продуктом человеческого или животного мозга. Сейчас не время обсуждать эту весьма смутную тему, которая поднимает вопросы о сверхъестественном и проблемы о потустороннем. Отметьте одну важную вещь: что иногда человек передает свой страх, свое восприятие или свои понятия о невидимом животному, а иногда животное передает свои ощущения человеку. Так что мы имеем здесь двустороннюю связь, которая возникает из более глубокого общего источника, чем те, что мы знаем, и которая, для излучения или восприятия, проходит через каналы, отличные от наших обычных органов чувств. Сейчас всё это принадлежит к той необъяснимой восприимчивости, к тому тайному сокровищу, к той всё еще неопределенной духовной силе, которую, за неимением лучшего определения, мы называем подсознанием или подпороговым сознанием. Более того, не удивительно, что животные, чьи подсознательные способности не только существуют, но возможно и более тонки и активны, чем наши, потому что наша сознательная и аномально индивидуализированная жизнь атрофирует их, переводя их в невостребованное состояние, в котором они имеют всё меньше и меньше возможностей для использования, в то время как у братьев наших меньших, менее изолированных от мира, сознание – если мы можем так называть очень неопределенное и беспорядочное проявление нашего эго – сокращено до нескольких простейших действий. Они не так отделены, как мы, от всей окружающей жизни, и всё ещё владеют некоторыми из тех более общих и неопределенных чувств, которых мы лишились по причине постепенного вторжения узкоспециализированной и нетерпимой способности – нашего разума. В числе этих чувств, которые мы определяли как инстинкты, хотя возникает потребность – и она становится настоятельной -– в более подходящем и определенном слове, должен ли я упоминать о чувстве направления, миграции, о предсказании погоды, землетрясений и лавин, и о многих других, о которых мы возможно даже не подозреваем? Не принадлежат ли они все к подсознанию, которое отличается от нашего только тем, что оно намного богаче?

ПАРФИ: 30 Я более чем уверен, что объяснение с помощью подпорогового сознания объясняет на самом деле немногое, и по большей части прибегает к помощи неизвестного, чтобы пролить свет на непостижимое. Но объяснить феномен, как верно сказал доктор Моджелвский /J. de Modzelwski/, «означает выдвинуть теорию, которая более знакома и более понятна для нас, чем рассматриваемый феномен». Фактически это то, что мы постоянно и почти исключительно делаем в физике, химии, биологии и в практически любой отрасли науки без исключений. Объяснить феномен – не значит обязательно сделать его таким же ясным и четким, как дважды два четыре; но даже при этих условиях, тот факт, что дважды два – четыре, не так уж и ясен и понятен, как кажется, если мы доберёмся до сути вещей. То, что в этом случае, как и во многих других, мы ошибочно называем раскрытием тайны – это просто противопоставление той неожиданной тайне, которую представляют нам лошади, нескольких феноменов, неизвестных самих по себе, но которые наблюдаются дольше и чаще. И та же тайна, однажды «раскрытая», будет однажды служить для «раскрытия» других. Именно так работает наука. Мы не должны ее обвинять: она делает, что может; и вряд ли есть другие пути.

ПАРФИ: 31 Если мы согласимся на объяснение с помощью подпорогового сознания, которое является чем-то вроде загадочного участия во всём, что происходит в этом и в других мирах – исчезнут множество препятствий, и мы войдем в новую область, в которой мы странным образом приблизимся к животным и на самом деле станем их братьями, связанными родственными отношениями – возможно, единственно важными связями в жизни. С этого момента они принимают участие в великих человеческих проблемах, в экстраординарных действиях нашего неизвестного гостя; и если, так как мы теперь с большим вниманием относимся к нашей внутренней силе, нас больше не удивляет, как она проявляет себя в нас, то также не должно удивлять и то, как она проявляет себя в них. Мы на одном уровне с ними, во всё ещё неопредёленной стихии, где разум более не правит в одиночестве – но другая духовная сила, которая не обращает внимания на мозг, которая ходит другими путями, и которая возможно является духовной сущностью самого мироздания, и не разложена по полочкам, не выделена и не отсортирована человеком, но расплывчата, многообразна и, возможно, если б мы могли проследить это, в равной степени присутствует во всём сущем. Поэтому отныне нет причин, почему лошади не должны иметь что-то общее с большинством медиумистических феноменов, которые мы обнаружили существующими между людьми; и их загадка перестает отличаться от человеческой метафизики. Если их подпороговое сознание родственно нашему, мы можем начать с расширения телепатической теории до ее крайних пределов, но она, можно сказать, не имеет пределов; что касается телепатии, как сказал Майерс /Myers/, всё, что нам позволено утверждать – «жизнь имеет право проявлять себя перед жизнью». Поэтому мы можем спросить себя: а не была ли задача, которую я, не глядя, ставил перед лошадью, передана подпороговым сознанием лошади, которая прочитала эту задачу, моему. Почти бесспорно, что такое возможно между человеческими подпороговыми сознаниями. Был ли я тем, кто нашел решение и передал его лошади, которая только повторила его? Но предположим, что это задача, которую я неспособен решить? Тогда откуда появляется решение? Я не знаю, были ли попытки эксперимента в тех же условиях с человеком-медиумом. В этом отношении, если б он оказался успешным, он был бы очень схож с не менее подсознательным феноменом гениев арифметики, молниеносных вычислителей, с которыми, в этой несколько сверхчеловеческой атмосфере, мы почти что вынуждены сравнивать загадку лошадей-математиков. Из всех интерпретаций это та, которая, в настоящий момент, кажется мне наименее эксцентричной и самой естественной. Мы видели, что дар обращения с колоссальными цифрами едва ли относится к интеллектуальным способностям; можно даже утверждать что, в некоторых случаях, он очевидно и полностью независим от интеллекта. В таких случаях дар проявляется до получения какого-либо образования и с раннего детства. Если мы обратимся к списку гениев арифметики, предоставленному доктором Скрипуре /Scripure/ (American Journal of Psychology, 1 April 1891), мы увидим, что эта способность проявила себя у Ампера в три года, у Колбурна в шесть, у Гаусса в три, у Манджиамели в десять, у Сэффорда в шесть, у Уотели в три, и так далее. Обычно она длится всего несколько лет, быстро затухая с возрастом, и обычно неожиданно исчезает к моменту, когда ее владелец начинает ходить в школу. Если вы спросите таких детей, и даже большинство молниеносных вычислителей, воплощенных в человеческом теле: как именно они решают поставленные перед ними громадные и сложные математические задачи – они ответят, что ничего об этом не знают. Например, Биддер утверждает, что он не способен объяснить, как он может интуитивно вычислить логарифм числа, состоящего из семи или восьми знаков. То же самое с Сэффордом, который в возрасте десяти лет совершенно безошибочно делал в уме умножение чисел, результат которого достигал тридцати шести цифр. Решение приходит властно и спонтанно; это видение, впечатление, вдохновение, интуиция, приходящие неизвестно откуда, неожиданно и очевидно. Как правило, они даже не пытаются вычислять. Вопреки общепринятому мнению, у них нет специальных методов; или, если метод и есть, это скорее практический способ подразделения интуиции. Можно подумать, что ответы появляются неожиданно прямо в ходе формулирования задачи, таким же образом, как и реальные (веридикальные) галлюцинации. Похоже, что они появляются, безошибочные и уже решенные, из какого-то вечного космического резервуара, в котором дремлют ответы на любые вопросы. Поэтому надо признать, что мы имеем дело с феноменом, который возникает выше или ниже мозга, рядом с сознанием и разумом, вне всех интеллектуальных методов и привычек; и именно для феноменов такого рода Майерс изобрел слово «подпороговый» /subliminal/. Если нужно напомнить происхождение термина «подпороговый»: subliminal = под /sub/ порог /limen/ сознания. Позвольте добавить, как очень точно отметил М. де Весм, что подпороговое – это не то же самое, что классическая психология называет подсознанием. Подсознание обрабатывает то, что воспринято только обычными органами чувств – то есть органами чувств, которые на сегодняшний день признаются ортодоксальной наукой.

ПАРФИ: 32 Подводит ли это всё нас немного ближе к нашим вычисляющим лошадям? С момента, когда было показано, что решение математической задачи более не принадлежит исключительно мозгу – но другим способностям, другой духовной силе, чье присутствие в различной форме было несомненно установлено в некоторых животных, вряд ли будет очень опрометчиво или нелепо предположить, что, возможно, в лошади такой же феномен был воспроизведен и развит в той же неизвестности, в которой, как во мраке, также смешиваются тайны чисел и тайны подсознания. Я вполне понимаю, что объяснение исчерпано до предела, раскрывая тайны вряд ли полнее, чем это делает тишина; тем не менее, это, по крайней мере, тишина, нарушенная беспокойным ропотом, и настойчивым шепотом – который лучше, чем мрачная и безнадежная неизвестность, которой мы волей-неволей сдадимся, если мы не будем, несмотря ни на что, выполнять великий долг человека, который состоит в поиске проблесков во мраке. Само собой разумеется, что протесты выдвигаются со всех сторон. Среди людей, гении арифметики выглядят как чудовища, как очень редкие ископаемые феномены. Мы можем насчитать максимум полдюжины за столетие, тогда как среди лошадей этот дар кажется почти всеобщим, или, как минимум, довольно обычным. Фактически, из шести или семи жеребцов, которых Кралль пытался посвятить в секреты математики, он обнаружил только двух, которые показались ему слишком слабо одаренными, чтобы тратить время на их обучение. Это были, я думаю, два чистокровки /thoroughbreds/, которые были подарены ему великим герцогом Мекленбурга, и отосланы Краллем обратно в их роскошные конюшни. В четырех или пяти остальных, случайно полученных по обстоятельствам, он увидел способности – неравные, правда, но легко развиваемые, и создающие впечатление, что они существуют, скрытые и неактивные, в глубине каждой лошадиной души. С математической точки зрения, не превосходит ли тогда подпороговое сознание лошадей человеческое? Почему бы и нет? Их цельная подпороговая сущность возможно и превосходит нашу – она большего размаха, молодая, свежая, более живая и не такая тяжелая, так как она постоянно не атакуется, не сдерживается и не унижается разумом, который терзает ее, душит, скрывает и загоняет в темный угол, куда не может проникнуть ни свет, ни воздух. Их подпороговое сознание всегда здесь, всегда настороже; нашего же здесь нет, оно спит на дне своей заброшенной шахты, и нуждается в исключительных действиях, эффектах и событиях, для того, чтобы быть вызванным из своего сна и своих беспамятных глубин. Всё это кажется очень необычным; но, в любом случае, мы здесь находимся в самом сердце необычного; и этот выход, возможно, наименее рискованный. Не вопрос, что мы должны помнить не только о мозговой деятельности, интеллектуальных действиях, но и о даре предсказания, тесно связанном с другими талантами той же природы и того же происхождения, которые не являются исключительными свойствами человека. Никакие наблюдения, никакие эксперименты не позволяют нам, в настоящее время, установить разницу между подпороговым людей и животных. Напротив, есть ограниченное количество реальных случаев, показывающих неизменные и поразительные аналогии между ними. В большинстве этих математических операций, заметьте, подпороговое сознание лошади ведет себя в точности как медиум в состоянии транса. Лошади легко путают местами цифры в решении; например, они отвечают «37» вместо «73», что есть медиумистический феномен, так хорошо известный и так часто встречающийся, что был назван «зеркальным письмом». Они допускают ошибки заметно чаще в самых элементарных сложениях и вычитаниях, и намного реже при извлечении самых сложных корней, что опять таки, в аналогичных случаях, таких как ксеноглоссия /xenoglossy/ и психометрия, есть одна из странностей человеческого медиумизма, и объясняется одинаковой причиной – а именно несвоевременным вмешательством подверженного ошибкам интеллекта, который, вмешиваясь в происходящее, сбивает уверенность подпорогового, которое само по себе никогда не ошибается. Фактически, довольно-таки вероятно, что лошадь, будучи на самом деле способной выполнять простейшие операции, более не основывается на интуиции, и, с этого момента, сбивается и путается. Решение зависает между разумом и подпороговым, и, переходя от первого, который в нем не совсем уверен, ко второму, к которому срочно не апеллируют, выходит из противоречия как получится. Случай похож на психометрического или спиритуалистического медиума, который ищет способа воспользоваться тем, что он знает обычным путем, чтобы дополнить видения или откровения его подсознательной восприимчивости. В этом случае он тоже почти всегда виновен в вопиющих и необъяснимых промахах. Можно обнаружить много других сходств, особенно в характере изменения уроков. Ничто более так неустойчиво и капризно, чем проявления человеческого медиумизма. Касается ли это автоматического письма, психометрии, материализации или чего-нибудь другого – мы встречаемся с серией сеансов, которые достигают лишь абсурдных результатов. Затем, неожиданно, по всё ещё неясным причинам – в зависимости от состояния погоды, присутствия того или иного свидетеля, или я не знаю чего ещё – одно за другим происходят самые неоспоримые и потрясающие проявления. Точно то же самое и в случае лошадей: их необычные причуды, их непредсказуемые и сбивающие с толку капризы приводят бедного Кралля в отчаяние. В важные дни он никогда не открывал дверь в эту изменчивую конюшню без замирания сердца. Пусть только борода или хмурый вид какого-нибудь ученого профессора не угодят лошадям: они тотчас же начнут находить дьявольское удовольствие в том, чтобы давать самые неподходящие ответы на самые элементарные вопросы часами и даже днями подряд. Другие общие особенности – это хорошо известная индивидуальность медиумистических "отзывов", и случаи, известные как "отложенные телепатические сообщения", то есть такие, в которых в конце сеанса бывает получен ответ на вопрос, поставленный в самом начале сеанса, о котором уже и забыли все присутствующие. То, что на первый взгляд кажется одним из самых сильных возражений против медиумизма лошадей, на самом деле даже ведет к его подтверждению. Можно спросить: если ответ приходит от подсознания лошади, то как же так получается, что ее сначала надо было научить основам языка, математики и так далее; и что Берто, например, неспособен решить те же задачи, что и Мухаммед? Это возражение было умело опровергнуто М. де Весмом, который писал: «Чтобы выполнять автоматическое письмо, медиум должен научиться писать; перед тем, как Виктория Сардо /Victorien Sardou/ или Милл Елена Шмидт /Mille Helene Schmidt/ смогли выполнять свое медиумистическое черчение и рисование, им пришлось получить элементарные знания черчения и рисования; Тартини никогда бы не сочинил во сне Дьявольскую Сонату, если б он не знал музыки; и так далее. Бессознательная деятельность, хоть она и удивительна, может работать только с тем, что уже освоено тем или иным способом. Бессознательная деятельность слепого от рождения человека не позволит ему видеть цвета». Поэтому здесь – в этом сравнении, которое легко может быть расширено – есть несколько довольно четко определенных характерных сходств. Мы получили яркое представление об одинаковых привычках, одинаковых противоречиях и одинаковых странностях; и мы еще раз признаем в этом необыкновенную и волшебную тень нашего неизвестного гостя.



полная версия страницы